Между Сциллой и Харибдой

Его глаза с нетерпением ловили в перекрестии черные разводы дыма, встречные всплески огня, железные бока ползущих танков. Услышав, скорее почувствовав нутром лязг затвора, его вздрагивающие пальцы нервной, спешащей ощупью надавливали на спуск. Влажный от крови и пота наглазник панорамы больно бил в надбровье и, он не успевал увидеть место попадания в движении огненных смерчей и танков. Но он уже не в силах был подумать, рассчитать, остановиться и, стреляя, уверял себя, что хоть один снаряд – да найдет цель. В то же время он готов был засмеяться, как от счастья, когда оглядываясь – видел Зою послушно «кормящую» орудие и видел ящики со снарядами, радуясь тому, что их хватит надолго.

– Сволочи! – кричал он сквозь грохот орудия, – Сволочи! Ненавижу!

Он стрелял по танкам и не замечал ответных танковых выстрелов в упор.

В какой-то промежуток между выстрелами, вскочив от панорамы, он в упор наткнулся на останавливающие его, схватившие его взгляд глаза Зои, широкие, изумленные на незнакомо искажённом лице:

– Только бы не в живот, не в грудь. Я не боюсь… Если сразу. Только бы не это!

– А ты думай о том, что ничего не будет, – повторил он слова Уханова, – а если будет, то ничего не будет, даже боли. Заряжай, Зоя!

И опять в чудовищно приближенном к глазу калейдоскопе ринулись в перекрестие прицела сгущенные дымы, пылающие костры машин, тупые лбы танков в разодранных разрывами прорехах огня…

* * *

…Со страшной силой Кузнецова ударило грудью обо что-то железное, и с замутненным сознанием, со звоном в голове он почему-то увидел себя под темными ветвями разросшейся около родного крыльца липы, по которой шумел обжигающе горячий дождь и, он хотел понять, что так больно ударило его в грудь и что это так знойными волнами опалило ему волосы на затылке. Его тянуло на тошноту, но не выташнивало – и от этого ощущения мутным отблеском прошла в сознании мысль, что он еще жив, и тогда он почувствовал, что рот наполняется соленым и теплым, и увидел, как в пелене, красные пятна на своей измазанной землей кисти, поджатой к самому лицу:

«Это кровь? Моя? Я ранен?»

– …Товарищ командир! Миленький! Командир!

Выплевывая кровь, он поднял голову, стараясь понять – где он, что происходит и что с ним.

«Почему шел дождь и зачем я стоял под липой? – подумал он, вспоминая, – какая липа? Почему дождь был такой горячий?».