Артур увидел мать Лорэн издалека – она была точно такой, как ее описала дочь. Кали трусила в нескольких шагах рядом. Миссис Клайн была погружена в мысли и, казалось, с трудом тащила на себе тяжесть навалившегося горя. Собака поравнялась с Артуром и странным образом застыла на месте, втянула воздух, поводя носом и головой. Потом приблизилась к Артуру, обнюхала края его брюк и тут же легла, поскуливая, хвост лихорадочно заметался в воздухе, животное дрожало от радости и возбуждения. Артур опустился на колени и начал тихонько поглаживать собаку. Кали немедленно принялась лизать его руку, поскуливание стало громче и настойчивей. Мать Лорэн подошла, очень удивленная.
– Она вас знает?
– Почему вы так решили?
– Обычно она такая пугливая. Никто к ней и подойти не может, а перед вами она просто стелется.
– Не знаю, возможно; она невероятно похожа на собаку одной моей подруги, которая мне очень дорога.
– Правда? – сказала миссис Клайн, и сердце ее забилось сильнее.
Собака уселась у ног Артура и затявкала, давая ему лапу.
– Кали! Оставь человека в покое.
Артур протянул руку и представился, женщина заколебалась, но тоже протянула руку. Она извинилась за собаку.
– Ничего страшного, я обожаю животных, а она очень симпатичная.
– Обычно она дичится; такое ощущение, что она вас действительно знает.
– Собаки всегда ко мне ластятся, думаю, они чувствуют, когда их любят. А у нее и правда очень милая морда.
– Настоящая дворняга, наполовину спаниель, наполовину лабрадор.
– Просто невероятно, как она похожа на собаку Лорэн.
Миссис Клайн покачнулась, черты лица исказились.
– Вам нехорошо, мэм? – спросил Артур, беря ее под руку.
– Вы знакомы с моей дочерью?
– Так это собака Лорэн, а вы ее мать?
– Вы с ней знакомы?
– Да, и очень хорошо; мы были довольно близки.
Она никогда ничего о нем не слышала и захотела узнать, как они познакомились. Артур объяснил, что он архитектор и встретил Лорэн в госпитале. Она зашила ему очень неприятную рану от резака для ватмана. Они симпатизировали друг другу и часто виделись, «я иногда заезжал к ней в неотложку, и мы шли обедать, а иногда ужинали вместе, когда она вечером заканчивала пораньше».
– У Лорэн никогда не хватало времени на обед, а заканчивала она всегда поздно…
Артур молча наклонил голову.
– Но Кали вроде бы хорошо вас знает…
– Я очень переживаю из-за того, что с ней случилось, миссис; я часто бывал у нее в госпитале после аварии.
– Я вас там ни разу не видела.
Он предложил немного пройтись. Они зашагали вдоль края воды, и Артур рискнул спросить, как дела у Лорэн, сославшись на то, что некоторое время не мог ее навещать. Миссис Клайн ответила, что положение без перемен и надежды больше нет. Она ничего не сказала о принятом решении, но в ее словах сквозила безнадежность.
Артур помолчал и начал речь во славу надежды. «Врачи ничего не знают о коме»… «Коматозные больные слышат нас»… «Были случаи, когда люди приходили в себя после семи лет»… «Нет ничего более святого, чем жизнь, и если она теплится вопреки здравому смыслу – это знак, который надо уметь воспринять…» Он упомянул даже Бога – «поскольку Он один вправе распоряжаться жизнью и смертью».
Миссис Клайн внезапно остановилась и пристально посмотрела Артуру в глаза:
– Вы не случайно встретились со мной; кто вы и чего хотите?
– Я просто гулял тут, мэм, и если вы находите, что наша встреча – не случайна, то и задайтесь вопросом, почему… собака Лорэн сама подошла ко мне.
– Чего вы хотите от меня? И что вы знаете, чтобы читать мне нотации? Вы не знаете ничего, вы не знаете, каково это – сидеть там день за днем и видеть ее абсолютно неподвижной, так что ни одна ресница не дрогнет, видеть, как приподнимается ее грудь, а лицо остается непроницаемым.
В порыве гнева она рассказала, как проводила дни и ночи, разговаривая с Лорэн в надежде, что та ее слышит; что жизнь для нее с момента ухода дочери больше не существует; об ожидании звонка из госпиталя, сообщающего, что все кончено.
Она дала ей жизнь. Будила утром, одевала, каждый вечер убаюкивала, рассказывая сказку. Прислушивалась к каждому ее дню, к каждому чувству.
– Когда она превратилась в подростка, я мирилась со вспышками несправедливого гнева, разделила с ней первые любовные переживания, просиживала с ней ночи, когда она училась, проверяла все контрольные работы. Я умела отойти в сторону, когда это требовалось, и знали бы вы, как мне ее не хватало, когда она еще была жива. Каждый день я просыпалась с мыслью о ней и засыпала, думая о ней…
Миссис Клайн замолчала, не в силах продолжать из-за подступивших слез.
Артур коснулся ее плеча и попросил прощения.
– Я больше не могу, – сказала она тихо. – Простите меня. А сейчас уходите, мне не следовало говорить с вами.
Артур еще раз извинился, погладил по голове собаку и медленно двинулся прочь. Сел в машину. Отъезжая, увидел в зеркальце мать Лорэн, глядевшую ему вслед.
Когда Артур вернулся в квартиру, Лорэн балансировала, стоя на низком столике.
– Что ты делаешь?
– Тренируюсь.
– Вижу.
– Как все прошло?