Между черным и белым

Матвей даже не шелохнулся, но Глеб все равно поспешил унести ноги из этой квартиры. Матвей только с виду спокойный. На самом деле в нем таился тот самый омут, полный чертей. А под подушкой мог лежать пистолет.

Дверь громко хлопнула, но Лилька осталась на месте. Как будто ей все равно, закрылась створка или нет. Но ведь и Матвею это до лампочки. Жизнь его катилась под горку, но ему вовсе не хотелось останавливаться. Он отключил сознание, заблокировал телефон и отдался на милость Лильке. Да и она сама потеряла голову, поддалась безумству, нахлынувшему на нее.

Это продолжалось уже третий день. Им было хорошо, но грехи держали их за ноги, не пускали на седьмое небо.

— Почему я не сказала ему, что выхожу за тебя замуж? — спросила она, в раздумье ткнув себя пальцем в щеку.

Матвей промолчал. Не звал он Лильку замуж, но и против этого ничего не говорил. А у баб молчание — знак согласия.

— Я ведь выхожу за тебя замуж, да? — Лилька резко повернула к нему голову.

Матвей даже бровью не повел, глядя на нее. Не в том он сейчас состоянии, чтобы строить планы. Она должна это понимать.

Но на Василисе Матвей точно не женится. Даже если вдруг они снова сойдутся, то не будет никаких семейных уз. Василиса такая же ненадежная, как и Лилька. Очень смешно было бы променять шило на мыло.

— Я буду очень послушной женой, — скинув халат, проворковала Лилька.

— Станешь угадывать мои желания? — осведомился он.

— Ха! — Лилия ловко стянула с себя комбинацию и приняла позу обнаженной натуры в объективе фотохудожника.

— Не угадала. — Матвей качнул головой. — Сначала выпить.

Он уже и не помнил, сколько принял на грудь за эти три дня, но хмель его практически не брал. Сейчас Матвей чувствовал себя трезвым, просто подниматься с постели ему было тяжело, и походке не хватало твердости.

— Ну да, конечно! — Лилия метнулась на кухню, вернулась с подносом, сгрузила на журнальный столик бутылку виски, бокалы, тарелку с канапе.

Матвей махнул разом полстакана, закусил, взял сигарету, щелкнул зажигалкой. С Василисой он в постели курил очень редко. Но с Лилькой можно, она не против, а ему все равно.

— И мне дай затянуться, — сказала она, подставляя губы, собранные в трубочку.

Матвей кивнул, набрал в легкие дыма и передал ей через рот.

— Давай по-другому! — выдохнув, озорно сказал она.

Ее голова вдруг оказалась у него между ног. Матвей кивнул и снова глубоко затянулся. Вряд ли она сможет получить свою порцию дыма, даже если будет очень стараться, но ход ее мысли заслуживал внимания и даже поощрения. Плевать на Василису.

Сразу за окнами дымили трубы, грохотали цеха, стучали вагонетки, но мысленно Василиса была далеко от этого шума и от самого комбината. Она сидела за своим рабочим столом, приложив пальцы к вискам, за утро выпила уже третью таблетку, а голова у нее раскалывалась. А тут еще и Селиванов зашел в кабинет.

— Я занята! — раздраженно сказала она, но злилась больше на себя, чем на него.

Василиса проявила слабость. Селиванов это учуял, и природа взяла свое.

Матвей повел себя правильно, не упрекнул ее ни единым словом, даже голоса не повысил, а потом вдруг взял и пропал. Первое время он отвечал на звонки, пусть и сквозь зубы, но все-таки, а теперь как в воду канул. А она ждет, надеется. Ну не дура ли?

Возможно, Матвей попал в переплет. Тот же Пухнарь мог выкрасть его в Репнево, вывезти в лес. Но Василиса не очень-то верила в такое.

Селиванов ушел, но не прошло и минуты, как дверь снова открылась.

— Я занята! — От собственного визга у нее зазвенело в ушах.

В кабинет входил Глеб, деловой, важный, в дорогом строгом костюме. Он пытался походить на своего покойного отца, причем небезуспешно. Рубахов-старший, что ни говори, умел производить впечатление своим поведением.

Глеб слегка подрос за лето, даже в плечах раздался. Лицо его заметно округлилось, от этого внешность заметно выиграла. Но все же Василиса не хотела видеть данного субъекта.

— Я занята, — негромко, но все так же сердито сказала она.

— И тебе не хворать! — Глеб заставил себя улыбнуться и шаг не замедлил, приближаясь к ней.

Василиса возмущенно повела бровью и взглядом показала ему на дверь, но Глеб не собирался этого замечать.

Он остановился у приставного стола, положил пальцы на спинку стула и сказал:

— Вид у тебя болезненный.

— Что тебе нужно? — спросила она.

— Но это тебя ничуть не портит. Ты все такая же красивая.

— Я, кажется, задала вопрос.

— Я рад, что ты хочешь поговорить со мной. — Его улыбка стала нахальной.

— Спрошу еще раз…

— Я еще раз повторю, — перебил ее Глеб. — Красивая ты. Но Лилька ничуть не хуже. Я очень хочу ее вернуть.

— При чем здесь Лилька?

— Как это при чем? Ты должна вернуть Матвея, я — Лилию.

— При чем здесь?… Матвей теперь с Лилькой?

Уж лучше бы Матвея убил Пухнарь, чем такое. Она действительно готова была так думать.

— Вчера был у нее. Захожу, а он в постели. Смотрит на меня наглыми глазами!.. Вы что, расстались?

Василиса качнула головой. Что-то не хотелось ей признавать свое поражение перед этим хлыщем.