Меж двух океанов

— А что нам остается? Из управления нас выгнали, увидев, что с нас взятки гладки. А дожидаться тут какой-нибудь шхуны можно до судного дня. Вот только, знаете, ездить здесь по рельсам куда труднее, чем в Мексике. Там мы наизусть выучили расписание и, когда должен был проходить поезд, удирали с насыпи. А здесь? С этими бананами ездят как вздумается. Вчера мы чуть было не нарвались.

— А каким образом вы добрались до Гольфито?

Харт махнул рукой, достал карту и разложил ее на коленях.

— Примитивным. По шоссе выехали за Сан-Исидро, а там вдруг — бац! Конец света. Лес. К морю было ближе всего, если ехать на Доминикаль, но дорожка туда скорее для привидений, чем для нашего брата. В Доминикале снова сели в калошу. В конце концов нас выручил какой-то морской волк. На его скорлупку мы наезжали прямо с песка, с пляжа. Где уж там мол или даже кран, как здесь! С этим папашей мы пошлепали назад, на север, в Пуэрто-Кепос. И там над нами сжалился капитан бананового судна, земляк Штепана: он увидел, что мы сидим в луже. Так что мы бы не советовали вам следовать нашему примеру. Машина у вас на добрый центнер тяжелее, лотка впереди нет, и в том киселе за Доминикалем вы бы утопили ее, как щенка.

Скидка за испанский язык

И вот началось.

Мы садились за завтрак в людской у старого Ромеро, когда к нам из порта прибежал Дамасио.

— Бросайте все и идемте со мной! — закричал он еще в дверях. — И поторопитесь, только что пристал старик Ботаси, завтра он возвращается в Пунтаренас.

Наконец-то! Настал долгожданный случай осуществить план, который три дня созревал в думах над картон. Чтобы насовсем покончить с водяным пленом и избавить «татру» от беспомощности, по-настоящему подходил лишь порт Пунтаренас в заливе Никоя. Только оттуда выбегала приморская ветка костариканского этапа панамериканской автострады. Попытка перескочить из Гольфито в один из ближайших портов на берегу открытого залива Коронадо означала бы бросок из огня да в полымя. Ни из Пуэрто-Кепоса, ни из Парриты дороги в — глубь материка не было. А в Доминикале, который мог стать в крайнем случае выходом из положения, не было даже дамбы для выгрузки.

Старик Ботаси все это хорошо знал. Ведь зарабатывая себе на существование, он полжизни проскитался в водах у костариканских и никарагуанских берегов.

— Ладно, отвезу, — медленно произнес он, пристальным взглядом измеряя нашу «татру».

По выражению его лица можно было — видеть, как с каждой секундой растет цепа, которую он собирался назвать.

— За это заплатите мне семьсот колонов, — вынес он приговор, уставившись на носки своих туфель.

Тишина, наступившая после этих слов, была красноречивее тысячи аргументов. Первым это понял Дамасно, хорошо знавший историю наших расистов с банановой компанией. Он взял Ботаси за локоть и некоторое время что-то шептал ему на ухо.

— A-а, тогда другое дело, — дружелюбно улыбнулся старик. — Я думал, они из тех, что наверху, — сказал он, кивнув в сторону изолированного квартала американских служащих «Юнайтед фрут». — В таком случае мы как-нибудь договоримся, не бойтесь!

И договорились. Двести колонов вместо семисот — это уже было достаточно веским доказательством того, насколько крепко встали поперек горла старику Ботаси «те, что наверху». Верно, жеваную английскую речь он «любил» слушать так же, как и всякий другой костариканец.

— Вы не должны удивляться, — сказал он, объясняя и извиняясь одновременно, — кое-чему у них учишься.

«Ирис»

Очередная неожиданность была для нас так велика, что даже Дамасио понадобилось немало времени, чтобы вернуть нам доверие к Ботаси и его «Ирису».

У мола, привязанная канатом, покачивалась коротенькая грузная барка самодельного производства менее четырех метров в ширину, с изношенным дизель-мотором и облупившимся остатком своего романтического названия на корме. При виде этого ветхого суденышка мороз прошел у нас по спине. Единственным местом, где могла встать «татра», была плоская крыша на тоненьких деревянных столбах. Но столь сумасбродную мысль мы просто не решались высказать.

Палубы на «Ирисе» вовсе не было. Лишь узкий проход с перилами вдоль бортов, два квадратных метра свободного места на корме, крохотная каюта рулевого с кухонькой посреди судна. Трюмное помещение около мотора уже было занято несколькими ящиками бутылочного пива и мешками с мукой, солью и сахаром. Кроме команды из трех членов, «Ирис» перевозил десять-двенадцать пассажиров. И ничего больше.

Куда же поставить «татру»?

Ботаси сдвинул на затылок засаленную фуражку, потеребил щетину на подбородке и показал пальнем на носовую часть.

— Вы только не боитесь! Впереди места хватит. Месяц назад я точно так же привез на «Ирисе» грузовичок.

— Да ведь там нет места даже для колес! — протестует Мирек.

— А кто говорит, что машина должна стоять на колесах. если ее везут? Положим ее на брюхо, и колеса останутся в воздухе!

— Образумьтесь, капитан! Нос в длину не больше двух с половиной метров, да там еще стоит мачта. А машина почти пять метров, и она бы поместилась там разве что на задних лапках!