Метрополис

Да, я рад сообщить, что наступило то самое особенное, если не сказать гальванизирующее, время ночи, когда мы приглашаем кого-нибудь из зрителей присоединиться к нам здесь, на сцене, и добровольно принять смерть от удара током. Что еще можно требовать от развлечений? Если бы некоторые наши политики в Рейхстаге были так же расположены согласиться на казнь на электрическом стуле, а? Ублюдки только этого и заслуживают. Итак, есть ли у нас доброволец? Давайте, дамы и господа, не стесняйтесь. Старина Спарки очень хочет поздороваться и пожелать доброго вечера в своей особой манере.

Нет? Не могу сказать, что я удивлен. Старина Спарки всех делает немного застенчивыми, не так ли? В конце концов, быть поджаренным на потеху своим согражданам — не так уж мало. Вот почему мы обычно выбираем кого-то путем голосования. Итак, дамы и господа, если вы посмотрите на свой счет, то увидите на нем номер. Пожалуйста, проверьте, пока я выбираю один из этих номеров наугад.

Конферансье опустил руку в большую сумку с надписью «хабар» и достал оттуда листок с цифрами.

— И проигрышный сегодня номер — 191819/22.

К своему удивлению, а затем и ужасу, я понял, что номер мой, собрался смять счет и направиться к двери, но подруга Хьюго, Хельга, успела заметить цифры и услужливо указала на меня конферансье этого театра абсурда.

— Он тут, — взволнованно воскликнула она, и все вдруг посмотрели на меня. — Приговоренный. Он сидит рядом со мной.

Я улыбнулся ей, хотя мне хотелось выдрать кусок из ее горла. Меня загнали в угол. Выбора не оставалось, кроме как изображать хорошее настроение и принять участие в безвкусном фарсе. Оглушенный аплодисментами, я встал; невидимые руки принялись тянуть и толкать меня к сцене. Приблизившись к конферансье, я оглянулся, разыскивая взглядом Розу, но увидел лишь потные лица моих сограждан, которые вопили и получали садистское удовольствие от моего очевидного смятения. Несколько человек позади даже встали на стулья, чтобы не пропустить ни одно из моих последних мгновений на земле. Это неизбежно напомнило мне о публичных повешениях на старой виселице на Нойер Маркт, куда когда-то тысячами стекались жители Берлина, чтобы увидеть чужую смерть.

— Как тебя зовут, сынок? — спросил конферансье и подтолкнул меня к стулу.

— Гельмут Зер, — ответил я.

Конферансье, от которого сильно пахло нелегальным абсентом, взял у меня из рук счет и демонстративно разорвал его, словно мой долг перед клубом был аннулирован. Двое самых дородных официантов-каторжников уже привязывали мои руки и ноги к деревянному стулу; один засучил мои брючины и прикрепил что-то холодное и металлическое к икрам, будто меня действительно собирались ударить током. В этот момент я увидел два огромных рубильника на голой кирпичной стене, а рядом с ними — еще одного мужчину в плотных кожаных перчатках. Похоже, он был единственным человеком, не считая меня, кто не улыбался.

— Гельмут, — произнес конферансье, — если ты не знаешь, как это работает, здесь есть счетчик аплодисментов, поэтому, чем более убедительное представление ты устроишь, тем больше денег унесешь с собой этим вечером. Кстати, ты почувствуешь слабый ток в руках и ногах, он просто поможет твоему выступлению. — Он усмехнулся и добавил: — Все время думай, что у тебя получится пережить этот опыт. Не каждому удается. Иногда все идет не так, и человек в этом кресле действительно поджаривается. Но только если заслуживает.

Получив знак от официантов, что ремни на моих ногах и руках надежно закреплены, конферансье отошел назад и поднял руки, призывая к тишине, потом крикнул человеку в перчатках:

— Включай первый.

Мой палач опустил один из рубильников, свет в клубе внезапно стал гораздо ярче, и конферансье снова обратился ко мне звучным тоном судебного заседателя. Мне хотелось ударить его в размалеванное лицо, и, если бы не ремни, я непременно сделал бы это.

— Гельмут Зер, вы были приговорены к смерти тремя судьями Верховного суда Германии. Вам есть что сказать перед исполнением приговора?

Зрители «Синг-Синга» встретили мой смертный приговор с большим энтузиазмом, и меня ничуть не удивило бы, если бы они с тем же восторгом смотрели на реальную казнь.

— Просто приступайте к делу, — пробормотал я.

— В соответствии с государственным законом Пруссии электричество будет проходить через ваше тело до тех пор, пока вы не умрете. Да смилостивится Господь над вашей душой.

После короткой паузы он крикнул:

— Включайте второй.

Человек в перчатках опустил второй рубильник. Свет в клубе замерцал, точно вспышки молний, и я почувствовал в конечностях электрический ток, достаточно сильный, чтобы причинить дискомфорт. Желая как можно быстрее покончить с этим отвратительным спектаклем и выбраться из клуба, я завопил, несколько секунд судорожно подергался и притворился мертвым. Под стулом сработала маленькая дымовая шашка, которая заставила меня подпрыгнуть в последний раз, и мое омерзительное испытание наконец закончилось.

— Дамы и господа, — крикнул конферансье, — представляю вам Гельмута Зера.