Метрополис

— Возможно, он начал убивать, надеясь устранить того, кто мог бы опознать в нем убийцу Евы Ангерштейн. А потом, вероятно, вошел во вкус. Может, ему больше нравится то, что он делает сейчас. В конце концов, в убийствах Виннету не было ничего сексуального.

— Убивать и снимать скальпы с девушек — совсем не то же самое, что стрелять в голову калеке. Ничего общего, — заметил Геннат.

— Верно. Но вы сами сказали, что это убийства ради убийств. Он просто получает удовольствие от процесса. И от терзаний полиции, конечно.

— А может, Пруссак Эмиль бросил свою каталку, когда полицейские явились расследовать смерть Евы Ангерштейн, — возразил Геннат. — По-моему, это тоже вероятно. И что остается от твоей теории?

— Пух и перья, — согласился я. — Но зачем считать, что ваша теория — единственное объяснение, если существует, по крайней мере, возможная причинно-следственная связь между Виннету и Гнаденшуссом? Связь, которая нам поможет.

— Или впустую растратит драгоценное время.

— Вы оба правы, — сказал Вайс. — И оба неправы. Но таков истинный характер полицейской работы. Сейчас мы должны действовать, исходя из того, что вы оба правы. Я не могу придумать иной способ сдвинуть с места это расследование, Эрнст. Мы позволим Гюнтеру немного поработать со своей теорией и посмотрим, как далеко она нас заведет. Имеются какие-нибудь идеи, Берни?

— На Шоссештрассе, недалеко от Ораниенбургер Тор есть клуб. Называется «Синг-Синг». Известно, что Пруссак Эмиль выпивал там с другими членами своего «кольца». Думаю сходить туда и посмотреть, что смогу узнать.

— Работа в баре. — Геннат рассмеялся. — Я мог бы догадаться. Как раз по твоим вкусам, я бы так подумал.

— Раньше там было кафе «Роланд», — сказал Вайс. — Сам я это место не посещал, но слышал. Метрдотель — ростовщик по имени Густав. Не там ли год назад нашли мертвым патрульного из Шупо?

— На Тикштрассе, — поправил Геннат. — Но это был несчастный случай. Под тротуаром пролегал провод под напряжением, и когда парень переходил через глубокую лужу, его ударило током.

— У меня есть вопрос, который потенциально разрушает твою теорию, Берни, — сказал Вайс. — Если доктор Гнаденшусс видел, как Пруссак Эмиль убегал с места убийства Евы Ангерштейн, разумеется, он должен был знать, что Эмиль — мошенник. И что нет смысла стрелять в других инвалидов на тележках. Так зачем с ними возиться?

— Пруссак Эмиль — не единственный ловец простофиль в Берлине. Все знают, что среди калек много тех, кто притворяется, чтобы заработать на жизнь. В первом письме доктор Гнаденшусс упомянул, что видел, как один из них встал с тележки и пошел прочь, словно его второе имя — Лазарь. Предположим, он видел, как встал и пошел Пруссак Эмиль. Предположим, сосредоточился на людях, которые используют каталки клутцев. Предположим, он думает, что, возможно, в конце концов подстрелит нужного человека.

— Зачем предполагать, если можно сказать: «Притворимся»? — спросил Геннат. — Или «помечтаем»? Или «давным-давно жили-были»?

— В то же время он начинает вбивать себе в голову, что оказывает обществу важную услугу, избавляясь от этих людей. И что может дразнить нас этим в газетах. Что мы ничего не сможем с этим поделать, пока нам не улыбнется удача. Которая, вероятно, и нужна, чтобы раскрыть подобное дело.

— Этого я и не понимаю, — сказал Вайс. — Желания подразнить нас. Он делает это, чтобы заставить нас гоняться за собственным хвостом или просто так, черт возьми?

— Все просто, — ответил Геннат. — Он ненавидит полицию. Я слышал, многие ненавидят, шеф.

— А я-то думал баллотироваться в Рейхстаг, — сказал Вайс. — Жаль.

— Между тем он создает себе скандальную славу, укрепляя в обществе мнение о том, что мы кучка деревенских идиотов, — добавил Геннат.

Я взглянул на часы:

— Мне пора.

Вайс улыбнулся:

— Ты идешь в тот бар «кольца», Берни? В «Синг-Синг»? Сегодня вечером?

— Я подумал, что смогу.

— Если повезет, его убьют, — сказал Геннат. — Мимо дверей этого заведения даже крысы ходят на цыпочках.

— Эрнст прав, Берни. Будь осторожен. Там не любят полицейских.

— Знаю. Поэтому я решил взять с собой кое-кого. Кого никто и за миллион лет не заподозрит в прогулках с коппером.

— О! И кого же?

— Девушку.

Когда Роза Браун закончила играть на саксофоне в оркестре «Халлер-Ревю», мы вышли из клуба и пошли на север по Фридрихштрассе в сторону Ораниенбургер Тор. Почти наступил час ночи, но улицы по-прежнему были полны потных берлинцев, которые, словно мотыльки, слетались к ярко освещенным барам, шумно радуясь жаркому лету и перспективе еще сильнее напиться.

— Не ожидала увидеть тебя сегодня вечером, — сказала Роза. — И уж точно не в таком костюме. Откуда он у тебя?

— А что с ним не так?

— Ты прекрасно знаешь.

— Произнесла женщина в мужском смокинге.

— Это моя рабочая одежда.

— Как и у меня, собственно говоря. В том баре, куда мы идем, полно воров и убийц. А значит, будет лучше, если я постараюсь слиться с толпой.

— Трудновато представить, чтобы этот костюм куда-то вписывался, кроме загородной охоты или ипподрома.