Метрополис

Когда я заговорил с первым ветераном, оказалось, что он лишился не только обеих ног, но и зрения, а отчасти и слуха, отчего задавать ему вопросы было занятием бессмысленным. Едва ли он мог увидеть или услышать что-то интересное для меня. Но второй ветеран — одноногий фельдфебель с парой отполированных деревянных костылей, который сидел под барельефом стегозавра, — выглядел партией получше. Он был в полевой бескозырке с серым околышем — более безопасным, чем предшествовавший ему красный, — и в сером мундире, стандартном для первых лет войны. На уцелевшей ноге ветеран носил ботинок с обмоткой, который гораздо удобнее сапога с высоким голенищем. Лента Железного креста второго класса была, как и положено, продета во вторую петлицу мундира, что обычно являлось самым простым способом определить настоящего ветерана. Густые седые усы бывшего фельдфебеля напоминали парочку уснувших белых медведей, ярко-голубым глазам было самое место в витрине ювелирного магазина, а дочерна загоревшие уши выглядели почти такими же большими, как жестянка из-под печенья «Метзгер», куда он собирал милостыню. Я опустил в нее несколько монет и присел рядом. Прикурил две сигареты, протянул одну ему.

— Надеюсь, вы здесь не для того, чтобы пожалеть меня, — произнес он.

— Даже пытаться не стану.

— Или для того, чтобы сказать, что я позорю форму.

— Не позорите. Это любому дураку понятно. Вы часто кружите по городу?

— Как канадский гусь. Сомневаетесь?

— Нет, я могу в это поверить.

— Вы в это поверите. Вы поверите во все что угодно. Необычно для коппера. Слушайте, нас с моим другом, Иоахимом, сегодня уже перевозили. И снова переезжать мы не собираемся.

— Я коппер. Но не собираюсь пытаться убрать вас отсюда. К тому же, думаю, вас не так-то легко сдвинуть с места, если вы сами не хотите.

— Что же, тогда, подозреваю, вы хотите поговорить о докторе Гнаденшуссе.

Я указал на его спутника:

— А что насчет него?

— Он не особо разговорчив. С тех пор как получил пулю в горло. А я не против поговорить. Совсем не против.

— Не боитесь Гнаденшусса?

— Вы сами были в окопах, молодой человек?

— Да.

— Тогда уже знаете ответ на свой вопрос. Кроме того, я не собираюсь сегодня умирать. Только не сегодня — Вы, кажется, совершенно уверены в этом.

— Говорят, в день смерти видишь свое имя написанным на поверхности Шпрее. И поскольку утром я это проверил, то совсем не беспокоюсь. Я бы сказал, что наверняка переживу это правительство, понимаете?

К одному из его костылей была привязана маленькая жестяная кружка, в которую я плеснул щедрую порцию рома и предложил тост:

— Выпьем за это.

Он опрокинул кружку в рот, а я отхлебнул из фляжки.

— Вам недавно не угрожали револьвером 25-го калибра?

— Нет.

— А кто-нибудь из ваших знакомых говорил о подобном?

— Нет.

— А как насчет издевательств? Возмущения респектабельных горожан. Что-то такое было?

— Такого полно. На днях на меня наорал правый придурок, который посчитал, что я позорю мундир. И раз или два какие-то детишки. Педики с запада. — Он улыбнулся. — В наши времена я готов почти ко всему. — Из обмотки на ноге он достал окопный нож, который заменил солдатам штык. — Раньше я спрашивал себя: «Насколько низко ты можешь пасть?» А потом, в Берлине, я узнал, насколько. Что это у вас? Похоже на каталку клутца[43].

— Так и есть. Я нашел ее брошенной на Вормсерштрассе, неподалеку от Виттенбергплац. Внутри есть имя. Пруссак Эмиль. Хотел спросить, не знаете ли вы, кто он и почему мог бросить тележку?

— Кто он — это просто. Пруссак Эмиль торгует дурью, стоит на стреме для бандитов и очень редко побирается. Только для вида. Носит с собой горн и подает сигнал, если появляются хозяева квартиры или полиция, а ограбление еще не закончилось. Служил в армии, его чуть не расстреляли за дезертирство, но он — не калека. Это одна из причин, почему настоящим нищим вроде меня не удалось его остановить. А другая — в том, что он член «кольца». Только не спрашивайте, какого именно. Обычно он дает настоящим шнорерам вроде меня несколько марок, чтобы задобрить. Но если мы сообщим о нем в местную полицию или возьмем закон в свои руки — при условии, что сможем подобраться ближе, — то скоро выясним, что «кольцу» есть что сказать по этому поводу. А вот, почему он бросил каталку, могу лишь предполагать. Скорее всего, ему пришлось убегать на своих двоих. Если подумать, давненько я его тут не видел.

— Он работает с кем-то конкретным? Или с любым, кто платит?

— С любым, кто платит, я думаю.

— Сможете его описать?