Метод Сократа: Искусство задавать вопросы о мире и о себе

Исследователи не раз предпринимали попытки систематизировать все случаи, где Сократ утверждает, будто он что-то знает (Властос составил типологию из девяти вариантов), и сопоставить с теми репликами, в которых он говорит о своем незнании[155]. Заявления Сократа о знании остаются предметом горячих научных споров. Возможно, речь идет об утверждениях, которые Сократ полагал истинными до тех пор, пока они не будут опровергнуты, или же вещах, которые он знал досконально[156]. Или его слова о знании просто сорвались с языка. Или он говорит о своем личном опыте, а не об универсальных истинах. Или у него не было систематических знаний в области морали, зато были кое-какие отрывочные познания[157]. Или же, наконец, говоря в одних случаях о том, что знает то или это, а в других – о том, что не знает ничего, он подразумевает под «знанием» совершенно разные вещи[158].

Последнее из перечисленных предположений кажется самым многообещающим. Сократу присуща своеобразная уверенность в собственных взглядах, которую мы обсуждали в главе 6, посвященной процедуре эленхоса. Его знания состоят из того, что на данный момент кажется ему наиболее верным и пока не опровергнуто. Не исключено также, что его знания похожи на те, которыми обладает каждый из нас в областях, где мы не являемся экспертами[159]. В подобных случаях мы просто уверены в них и ведем себя соответственно. Однако у Сократа нет знаний, на которые стоит полагаться другим, и ему не удается найти никого, кто бы такими знаниями обладал. Независимо от того, какой из перечисленных вариантов верен (если вообще такой вариант есть), результат будет один и тот же: знания Сократа не устраняют необходимость в дальнейшем исследовании.

Кстати, такая интерпретация помогает разобраться в довольно серьезной проблеме. Сократ утверждает, что добродетель есть своего рода знание (см. главу 14). Наряду с этим он отрицает, что сам обладает какими-либо важными знаниями. Означает ли это, что он лишен добродетели? Ни в коем случае, если он пользуется «знанием» в том смешанном смысле, о котором только что шла речь. Знание в значении какой-то финальной и завершающей исследование уверенности – как раз то, чего у него нет и чего ему не удается найти. Однако он обладает огромным массивом знания, пригодного «на данный момент», многократно проверенного на логическую непротиворечивость и все еще не опровергнутого, – именно оно наделяет его толикой добродетели. Вопрос, таким образом, в степени знания. И Сократ продвигается вперед настолько, насколько может: возможно, ненамного, но явно дальше, чем другие.

Неведение невежества. Констатировав, – пока предварительно! – что Сократ, называя себя невежественным, действительно имеет это в виду, мы можем заняться вопросом о том, почему невежеству в диалогах уделяется столь много внимания и какая от этого польза.

Во-первых, Сократ видит в неосознаваемом невежестве источник великого зла. Именно оно стоит за большинством наших ошибок. Люди остаются порочными, поступают неправильно и становятся несчастными из-за того, что не до конца понимают, что они делают и почему. Они просто не задумываются об этом как следует. Однако особое презрение сократик испытывает к двойному невежеству, то есть невежеству тех, кто думает, будто знает что-то, но на самом деле не знает ничего. В таком положении порой может оказаться каждый из нас. Нам вообще присуще ложное чувство уверенности, воздвигнутой на песке. Эта конструкция не выдержала бы перекрестного допроса, но ее и не подвергают такой процедуре. Люди, пребывающие в подобном состоянии, явно не в порядке; более того, они даже опасны для других – как пьяные водители, которые уверены, что трезвы.

Эта мысль уже фиксировалась в отрывках из «Апологии», где Сократ утверждает, что осознавать свое невежество куда лучше, чем быть невежественным и не догадываться об этом. Еще более четко та же идея прослеживается в поздних диалогах, в том числе и тех, где Сократ не появляется.