Метод Сократа: Искусство задавать вопросы о мире и о себе

Эпиктет. Энхиридион, 42

Всякий раз, когда кто-то причинит тебе зло или дурно о тебе отзовется, помни, что он делает или говорит это, будучи в уверенности, что это входит в его обязанность. Поэтому невозможно, чтобы он следовал твоим, а не своим представлениям. Следовательно, если твое представление покажется ему ложным, то вред испытает тот, кто впал в заблуждение. Ведь если истинное соединение кто-то сочтет ложным, то вред терпит не соединение, а человек, впавший в заблуждение. Исходя из этих принципов, ты равнодушно отнесешься к своему порицателю. При каждом случае говори: «Ему показалось».

Эмоции. Как отмечалось в главе 14, Сократа иногда критикуют за то, что он слишком мало внимания уделяет эмоциям[220]. Его модель функционирования человека кажется исключительно интеллектуальной. Однако стоики объясняют эмоции более полно, при этом по-прежнему придерживаясь сократического уравнивания (или почти уравнивания) счастья, добродетели и знания. Если вдруг у вас возникает на что-то эмоциональная реакция, то это реакция не на саму вещь, а на ваши мысли о ней, то есть на ваше понимание этой вещи. Понимание же проистекает из ваших знаний или из их отсутствия, а этот фактор способен меняться.

Во всем этом можно увидеть дальнейшее развитие сократического учения. В предыдущей главе, поясняя сократическое отношение к чувствам (или эмоциям), мы обращались к страху. В результате было обнаружено, что Сократ расценивает мужество как своего рода знание. Стоики, в свою очередь, выражали ту же идею более прямо.

Сенека. Нравственные письма к Луцилию, 85.28

…истинная храбрость. Это – не дерзость вопреки разуму, не страсть к опасностям, не стремление навстречу ужасам. Храбрость есть умение различать, что беда и что нет. Она пристально оберегает себя, и она же терпеливо сносит все, что имеет обманчивое обличье беды.

Такое понимание эмоций, будь то сократическое или стоическое, может вызвать возражения, поскольку оно обходит стороной эмоциональные реакции младенцев или животных. Действительно, им не хватает знаний; они не приобщены к той разумной жизни, которая позволяла бы формировать мнения, правильные или ложные. И все же они, похоже, вполне способны на такие эмоции, как гнев. Стоики отвечают на это возражение, предлагая видеть в гневе животных не эмоцию, а нечто другое.

Сенека. О гневе, 1.3.6

У бессловесных животных нет человеческих чувств, хотя есть некоторые похожие побуждения. В противном случае, если бы они умели любить и ненавидеть, между ними существовали бы дружба и вражда, раздоры и согласия. Кое-какие следы таких чувств у них, правда, можно обнаружить, однако вообще-то все дурное и хорошее может жить лишь в человеческой груди.

У этой идеи, несомненно, есть предпосылки в сократических диалогах.

Лахет, 197а

ЛАХЕТ. Ответь же нам искренне, Никий, считаешь ли ты более мудрыми, чем мы, тех животных, которых все признают мужественными? Или же ты осмелишься вопреки всем не называть их такими?

НИКИЙ. Но, Лахет, я и не думаю называть мужественными ни зверей, ни какое-либо иное существо, не страшащееся опасности по неразумию и потому бесстрашное и глупое.

(Никий здесь конкретизирует подход, который сначала он приписывает Сократу.) Стоики тоже утверждают, что некоторые человеческие реакции похожи на эмоции, но являются чем-то меньшим.