Кто-то тихонько тронул меня за плечо. Я резко обернулся и увидел Янку, самую близкую подругу Лисички. Бледная измотанная женщина лет тридцати, когда-то красивая, но теперь полностью погруженная в свои заботы. Я никогда не мог понять, что у них с Лисичкой может быть общего. Для меня Янка всегда была человеком из параллельного мира, которого я касался очень мало и почти не знал,– мира изматывающей работы, грошовой зарплаты, неуверенности не то что в завтрашнем, но даже сегодняшнем дне, мира самой настоящей нищеты. Несколько раз мы встречались на различных вечеринках, куда Янку приводила Лисичка, и она показалась мне достаточно умной и образованной, начитанной, но скучной до невозможности. В то же время Янка обладала способностью внимательно слушать, слышать и понимать– быть может, именно за эти качества ее так ценила Лисичка.
Чуть подвинувшись на сиденье, я кивнул ей, и она молча села рядом, положив на колени пестрый полиэтиленовый пакет. Наверное, у нас было очень схожее настроение, только у меня оно было вызвано отсутствием наркотиков, а у нее самим образом жизни. Я без интереса спросил.
– Ты что так поздно, Янка?
– С работы еду,– голос у нее был таким же бесцветным, как и она сама.– А ты где пропадал, Джем? Я два дня дозвониться до тебя не могла, никто не отвечал.
Я иронически хмыкнул:
– Занят был… А зачем я тебе понадобился? Вроде бы никогда раньше мне не звонила?
У нее на глазах блеснули слезы:
– Лисичку убили.
Неужели я ждал этого? Иначе почему совершенно не удивился и даже не счел нужным демонстрировать какие-то эмоции, а лишь вяло кивнул головой? Или я уже превратился в бесчувственный манекен, для которого имеет значение только собственное эго?
– Как это случилось, Янка?– Что я хотел услышать? Подробности? Я их знал лучше, чем кто-либо. Подтверждения?
– Ночью, на бульваре. Она, видно, шла домой, а кто-то ударил ее ножом. Ее только под утро нашли– ты же знаешь, там редко кто ходит ночью.
Она всхлипнула и, не в силах больше сдерживаться, разрыдалась. Редкие пассажиры тут же начали на нас оглядываться, но ни ее, ни тем более меня это не трогало. Я безучастно смотрел в окно и даже не делал попыток ее успокоить– впору самому было плакать, до того на меня навалилась ощущение полного бессилия и абсолютного непонимания того, что происходит. Как же мне хотелось забыться! И словно отвечая этому желанию, в груди снова образовался тянущий комок– напоминание, что надо поскорее уколоться. И я уже был согласен с этим. Почти согласен. Но маленький человечек внутри двумя руками ухватился за стоп-кран и всем телом повис на нем, тормозя весь состав мыслей, начавших было набирать скорость. Тянущий комок куда-то провалился, немного ослабив силу желания, но… Сколько мне удастся балансировать на краю пропасти, прежде чем окончательно свалиться в нее? Кто из людей настолько силен, чтобы постоянно побеждать самого себя? Уж во всяком случае не я. И это лишь подтверждение тому, что я законченный наркоман,– настолько, что мне абсолютно невозможно выбраться из этого болота. Невозможно, если только не поможет мой Бог, мой Спаситель Иисус Христос. И опять я взмолился в глубине души: Господи Иисусе Христе, помилуй мя, грешнаго.
Автобус неспешно катил от остановки к остановке. Янка немного успокоилась и только всхлипывала, вытирая нос белым платочком. Я тронул ее за руку:
– Янка, понимаю, время неподходящее, но, может быть, зайдешь ко мне? Мне бы очень не хотелось сейчас одному оставаться, мне поговорить с кем-то нужно.
Она отрицательно помотала головой:
– Извини, Джем, не могу. У меня дочка одна дома. Извини. Если хочешь, позвони мне, как домой придешь, можно ведь и по телефону поговорить.
Я кивнул, зная наверняка, что звонить вряд ли стану.
– Спасибо, Янка. Я позвоню, если ты спать не будешь.
Она слабо улыбнулась.
– У меня завтра отсыпной. Так что некоторое время я выдержу. Звони.
Она поднялась.
– Моя остановка. До свидания, Джем. Попробуй перетерпеть до конца.
Я удивленно вскинул глаза:
– Это так заметно или ты просто догадалась?