Метанойя

Она расхохоталась и начала шутливо вырываться из моих объятий. Вдруг её лицо враз стало серьезным, и она напряженно произнесла:

– Джем, посмотри в телевизор.

Я резко повернул голову. На экране телевизора застыла заставка: «Внимание розыск!» В одну секунду я соскочил с дивана, прибавил звук и, выудив из мятой пачки предпоследнюю сигарету, закурил, быстро делая глубокие затяжки.

Заставка пропала и появился седой подтянутый человек в милицейской форме с погонами подполковника. Из титров следовало, что это начальник пресс-служы Министерства внутренних дел республики А.Н.Тойвонен. Вперив в меня пристальный взор пронзительных глаз, он начал говорить хорошо поставленным властным голосом.

– Внимание! Уважаемые телезрители, мы вынуждены прервать телепрограмму для экстренного сообщения. Сегодня около одиннадцати часов утра во дворе ресторана «Максим» неизвестным мужчиной был расстрелян наряд патрульно-постовой службы, состоявший из трех человек. Все три милиционера погибли. Это злодейское преступление не должно остаться безнаказанным. Руководство Министерства внутренних дел обращается ко всем сознательным гражданам с просьбой оказать всемерное содействие органам милиции и федеральной службы в розыске преступника. Подозреваемый в совершении преступления имеет следующие приметы: среднего роста, примерно 175-178 сантиметров, на вид 25-30 лет, волосы русые, глаза серые, лицо узкое. Был одет в длинное черное пальто и темный костюм. Вооружен автоматическим пистолетом предположительно отечественного производства. По описанию очевидцев был составлен потрет подозреваемого, который вы видите на своих экранах. Просьба ко всем, кто знает что-либо об этом человеке или располагает сведениями о его местонахождении, незамедлительно сообщить по телефонам…

С отвисшей челюстью я зачарованно смотрел на свое изображение. Некоторые детали не совпадали, но общее сходство было поразительным. Нетрудно предположить, что, имея такой портрет, да ещё распространив его в средствах массовой информации, уголовный розыск очень быстро установит мою личность. А если ещё кто-нибудь из Элиных соседей проявит бдительность, случайно обратив утром внимание на незнакомого человека во дворе, и сейчас названивает по указанным телефонам, то ближайшее будущее можно будет прогнозировать со стопроцентной точностью. Наверное, всё-таки мой план по захвату заложника оказался не слишком блестящим, а я-то, во истину беспечный безмозглый болван, расчувствовался, возомнил себя в полной безопасности, валяюсь тут в эйфории с девчонкой в постели, как будто так и надо. А того и гляди в любой момент дверь могут вынести плечистые ребята в бронежилетах и чёрных масках, с короткоствольными автоматами, против которых моя «тэтэшка» окажется бесполезной игрушкой, из которой можно только застрелиться.

Мысли набегали одна на другую, и я понял, что очень быстро возвращаюсь в паническое состояние, которое испытал утром. И когда Эля положила руку мне на плечо, я сильно вздрогнул всем телом от неожиданности. Ей, наверное, не составило труда понять, что со мной происходит, потому что она спокойно и уверенно заговорила.

– Джем, давай, дружок, сбрасывай обороты, а то я смотрю, ты погнал по бездорожью. Ничего непредвиденного пока не случилось. Или ты думал, что тебя и искать никто не станет? Так напрасно. Милиция по-любому землю рыть будет– шутка ли, трех сотрудников среди бела дня расстрелять. Ты погоди, через день-два газеты из тебя такого монстра ужасного сделают, что людям лишний раз из дома выходить будет страшно. Так ведь это все так и должно быть, разве нет? Или тебя переживания Раскольникова начинают одолевать?

Я раздраженно вздохнул:

– Эля, тебе что, доставляет удовольствие копаться в моих внутренностях, выворачивать меня наизнанку?

Она спокойно возразила.

– Вовсе нет. Просто это один из способов наиболее эффективно помочь тебе. Рассказывая мне о своих внутренних переживаниях, ты сам формулируешь проблему, которая до этого имела лишь абстрактные очертания и угнетала непонятностью. А когда её начинаешь видеть, у тебя поваляется возможность избавиться от неё.

Прикурив очередную сигарету, я несколько успокоился.

– Извини, хорошо? На самом деле просто очень страшно, Эля. Страшно по многим причинам, но страшнее всего то, что я не понимаю, что происходит. Такое впечатление, что все это какой-то страшный сон. Мне все труднее и труднее воспринимать реальность. Я словно бы не верю своим глазам и ушам.

Эля ласково обвила меня руками и зашептала на ухо:

– Знаешь, на самом деле очень у многих людей при определенных условиях нарушается нормальное единство сознания. Оно как бы дробится на отдельные обособленные сознания. И каждое из этих сознаний может обладать собственным восприятием, собственной памятью и даже собственными нравственными установками.

Я недоверчиво покосился на неё.