Месть Владигора

И Крас, пятясь, растворился в толпе все еще не разошедшихся после поединка синегорцев. Он был уверен в том, что сумел соблазнить Велигора, двадцать лет промышлявшего лесным разбоем, человека отчаянного, не боявшегося гнева брата. А в сердце Велигора действительно зажглось желание сейчас же отправиться к стану чужестранных купцов и взять все их богатства в ратной стычке.

«Да и впрямь, — думал он, — ведь не приказывал же Владигор не грабить купцов иноземных? А богатства, что мы захватим, делу общему послужат, спасут народ наш от голода! Эх, надо собирать дружинников!»

Владигор, желая отметить особое положение брата, еще в Ладоре дал ему сорок человек дружины для охраны личной, почета ради. Эти четыре десятка воле княжеского брата подчинялись беспрекословно, их-то и пошел кликать Велигор, сообщая им потихоньку, куда направятся они:

— Надевайте кольчуги, брони, шлемы, берите круглые щиты, мечи, но луков и копий не надобно. В лес сейчас идем, купца иноземного тормошить. Но Владигору или еще кому — ни слова!

— Все сделаем тихо, Велигор! — отвечал за всех один дружинник, седовласый уже, опытный в бою Хоробр. — Спасибо, что на дело доброе нас зовешь, засиделись уж в стане… со дня вчерашнего! — И улыбнулся широкой, белозубой улыбкой.

8. Главный советник Сына Неба

Велигор и его дружинники готовились к вылазке, приторачивали доспехи, подтачивали клинки мечей и кинжалов, запасались холстиной на случай перевязки раны, а меж тем по лесу в сторону стоянки чужеземных купцов быстро шел Крас. Он был в отличном расположении духа, потому что все складывалось согласно его замыслам. Нет, он не мог предвидеть, что в окрестностях Пустеня остановится иноземный караван, но, нечаянно прознав об этом, возликовал, сообразив, как можно использовать присутствие неподалеку чужеземцев.

Когда Крас приблизился к стоянке, он увидел, что ничего не изменилось здесь: по-прежнему лениво шевелили своими толстыми, смоченными слюной губами хладнокровные с виду верблюды, воины с луками и копьями наготове ходили близ мешков с товарами, а около больших котлов, в которых варилась пища, хлопотали слуги. Правда, Крас не увидел на прежнем месте главного господина и понял, что тот удалился в роскошный шатер, потому что вход в него охраняли два дюжих воина и копья их с широкими и длинными наконечниками были скрещены.

Крас вышел из-за кустов и тотчас привлек к себе всеобщее внимание, но вид его не слишком напугал стражу, потому что не имел он ни меча, ни даже кинжала. К тому же Крас изобразил на лице подобострастнейшую улыбку и, приближаясь к шатру вельможи, то и дело кланялся направо и налево.

Подойдя к воинам, загораживавшим вход в шатер, он залопотал что-то на языке, которого не смогли бы понять ни в Синегорье, ни в Борее, ни где-нибудь еще неподалеку от этих княжеств. Речь Краса, казалось, произвела на стражников впечатление, и они убрали свои копья, открывая Красу путь в шатер.

Когда чародей, продолжая кланяться, оказался в шатре, то увидел, что в нем на горке из подушек сидит толстый человек в расписном халате из какой-то блестящей материи. Рукава халата были такими широкими, что едва не доставали до пола, покрытого прекрасным ковром. У толстяка были жидкие усики и такая же борода. В руках он держал книгу и сразу повернулся к вошедшему Красу, но не встал с подушек ему навстречу.

— Кто ты такой и какое право имел войти без дозволения в шатер самого Ли Линь-фу, главного советника Сына Неба? — с сильным раздражением спросил вельможа, и усы его, свисавшие тонкими стрелками ниже подбородка, затряслись.

— Ах, благороднейший Ли Линь-фу! — отдал Крас советнику Сына Неба [6] сразу восемь поясных поклонов, что требовалось согласно правилам церемоний при обращении к вельможе такого ранга. — Я прислан к тебе одним местным ваном [7], чтобы предупредить тебя о грозящей опасности.

— Кто же смеет грозить мне, посланнику самого могущественного государя во всей Поднебесной?! — вскричал Ли Линь-фу, вскакивая с подушек.

Крас, подойдя вплотную к Ли Линь-фу, ответил:

— Кто? Во-первых, я, чародей Крас, проживший на свете гораздо дольше, чем коптите небо вы, китайцы.

Ли Линь-фу хотел было возмутиться, позвать стражу и даже важно надул щеки и открыл рот, но Крас вдруг обхватил его обеими руками, тесно прижимаясь к его грузному телу. Китаец вытаращил глаза вначале от изумления, потом — от боли, потому что тело его раздвинулось на две части, как будто было огромным куском мягкого теста. Крас проник в него безо всякого труда, и плоть Ли Линь-фу, точно створки закрываемой двери, сомкнулась за чародеем, и только помятый шлем Краса покатился по мягкому ковру, даже не загремев.

Преображенный Крас оправил на себе желтый кушак, перетягивающий поверх халата толстый живот, разгладил пальцами усы, чтобы они свисали тонкими, как иглы, стрелками, провел рукой по жидкой бородке-клинышку и вышел из шатра.

— Эй, воины, стража! Все ко мне! — прокричал он, звонко ударяя в ладони, и через несколько мгновений его окружили пятьдесят отлично вооруженных воинов.