Месть ведьмы

Камера, в которую втиснули Калю с Казимиром, была набита почище бочки с рыбным соленьем. Оно оказалось к лучшему, поскольку для ловцов в ней места не хватило, и их увели в соседнюю. Иначе не избежать бы было новой драки. С самого мига, когда усталый писец затвердил их провину в засаленной книге караульной, и до самой камеры, куда отвела их стража, Казимир не произнес ни слова, даже не глядя в сторону Кали. Уже за решеткой, одним только взглядом отвоевав место у стены у двух занимавших его тощих карманников, рыцарь без особой брезгливости улегся на загаженное сено, явив разбойнице обтянутую кольчугой спину. Куртка его была разодрана в клочья. И без слов было понятно, что настроение светлейшего комеса было преотвратным. И кто в этом виноват, понятно было тоже.

Сколопендра, прислушавшись к женскому чутью, до сих пор не имевшего влияния на вспыльчивый, несдержанный характер разбойницы, сделала единственно верную вещь. Смерив спину шляхтича долгим взглядом, она молча развернулась, отходя в угол камеры.

Длинный коридор разделял заполненные камерами блоки. По левую сторону, как заметила Каля, в основном шли камеры-одиночки, забранные толстыми решетками. Почти в каждой имелось вверченное в стену кольцо с цепью и ошейником, способным укротить буйного постояльца.

— Эй, ты! Рыжая!

Сколопендра обернулась. В соседней камере, через проход, обхватив руками покрытую толстым слоем грязи и копоти решетку, стоял оборванный парнишка, на вид не старше самой Кали. Длинная ржавая цепь тянулась от железного пояса, обхватившего стан паренька, до самой стены, позволяя ходить лишь вдоль торца камеры.

— Отвали, — неприветливо буркнула разбойница. Камни стен были гладкими и скользкими, словно не одно поколение горемык обтирало их в этом углу плечами. Поерзав спиной по холодной кладке, Каля скрестила руки на груди. — Че надо-та?

Парнишка ухмыльнулся, обнажая на удивление целые зубы. Наглый взгляд и хитрая мордочка на воле вызывали бы у Сколопендры невольное желание зажать покрепче кошель в руке, и не спускать с паренька глаз.

— Поболтать, — ничуть не смутившись грубым отказом, хмыкнул сокамерник, подмигивая Кале. Разбойница невольно улыбнулась. Подобный пройдоха горячо — а главное, не небезуспешно — убеждал вас в вечной привязанности, и брал за горло, обчищая карманы.

— Болтай, — отозвалась Сколопендра, прикрывая глаза. У наемников Ерника были пудовые кулаки. Ушибленный в драке бок саднило, так что Каля старалась дышать неглубоко, чтобы не вздрагивать от боли.

— Меня Жданеком звать, Рыжая, — не обращая на угрюмость собеседницы, продолжил парнишка.

— Я не рыжая, — поглаживая обтянутые рубашкой ребра, откликнулась Сколопендра.

— Ну, так назовись, — подмигнул Жданек. — Кажися, мы тут надолго застряли, грех не поболтать по душам.

Темные глазки-пуговки так и сверкали, словно ни темница, ни лязгающие оружием у двери стражи на часах не сломили дух непоседливости, заключенный в тщедушное тельце. Стоптанные башмаки выбивали нехитрый мотивчик на грязном полу, бледные губы кривились в улыбке, словно не отделяло Жданека от воли ни камни толстые, ни замки, ни цепи.

— Прыткий до дрожи, — открыв глаза, заговорила Каля. — За что сидишь, егоза?

Жданек расплылся в счастливой усмешке.

— Не сошлись во мнениях о перераспределении богатства с итильским купцом, — звякнув цепью, сообщил парнишка.

— Щипач?

— Оружие в руках держать умеет, да еще и умна! — Шутливо прослезился Жданек, мазнув пальцем по покрытой разводами щеке. — А то! Ярмарка же, красотишша! Чего только не увидишь и не услышишь! А этот, — кивнув на лежащего Казимира, скривил рожицу парнишка, — спит! Вставай, дурья башка! Девку проспишь!

— Ну, помело, — подгибая колени, произнесла Сколопендра. — Мели дурья башка, да не зарывайся.

— А што так? — Искренне удивился Жданек. — Меж нами решетки крепкие. Или боишься? Не дрефь, хмерска вольница без вины не обидит! Ярмарка, рыжик, она для всех. Как одна огромная, ласковая буренка — знай дои.

— А ну, заткнитесь оба! — Не поворачивая головы, рявкнул пресветлый комес, безуспешно пытаясь удобно умостить голову на локте. Сидящие поодаль уже заметно протрезвевшие ярмарочные буяны, по виду — доравшиеся до веселья крестьяне из далеких сел, испуганно дрогнули, давно еще без труда угадав в сокамернике рыцаря. — Умна она, как же! Только ума и хватает, чтобы языком вихлять! Поспать дай хоть тут, раз постоялый двор тебя не устраивал!

Жданек округлил глаза, выразительно вытягивая губы трубочкой.

— И что ж ты мне сделаешь? — Издевательски поинтересовался он. — Ты в одной камере, я в другой. Вряд ли встретимся. Ко мне, отчего-то, гостев не водят. Бояться чегой-та.

— Истинно так, — подтвердил из другого угла мужичонка, сосредоточенно ковырявший между пальцев на ноге. — Сопрет все, что плохо лежит. И ключ к замку, и сам замок.

Казимир скрипнул зубами, наливаясь краснотой до самой шеи.