— А чем она должна была закончиться? — удивился Ландстрем, допил третью чашку и посмотрел на донышко. — Ты имеешь в виду, не получил ли я выговор? Значит, ты не все знаешь даже в собственном ведомстве, ха-ха! Там ловили некоего Харальда, гомосексуалиста, совращавшего мальчиков, Торренс точно знал, что Харальд в парке, но ты ведь знаешь, сколько там укромных мест и сколько выходов, нужен взвод полиции, чтобы…
— И он предложил тебе поработать живцом? — догадался Фридхолм, поразившись неутомимой фантазии коллеги.
— Вот именно. Все получилось отлично — Харальд пристал ко мне минут через десять после того, как я попал в новостную программу.
— Но почему тебе? — продолжал удивляться Фридхолм.
— Потому что любого полицейского из нашего округа Харальд давно знает в лицо.
— Ну, хорошо, — вздохнул Фридхолм, — вернемся к нашим баранам.
— А чего к ним возвращаться? — Ландстрем подал знак официанту, и тот поспешил к их столику с еще одной чашкой кофе на маленьком блюдечке. — Нож мы уже обсудили, показания свидетелей тоже…
— Есть один момент, о котором я еще не сказал, потому что… Не знаю, суди сам, Свен. Через несколько часов после убийства Ресмарку звонил из Штатов какой-то тип, сказавший о себе, что он физик и что у него есть важные соображения по поводу случившегося. Почему физик? Какие соображения? Я позвонил в Бостонское управление полиции, но там сначала не хотели отвечать… я их понимаю, у них было пять утра… потом мы все-таки разобрались: нет у них в штате физиков, никто из полиции мне тогда не звонил, вот тебе первая странность, которой я пока не могу найти объяснения. Дальше. Примерно тогда же, когда убили Хоглунда, при точно таких же обстоятельствах в Бостоне, в театре Лирической оперы был убит некий Гастальдон, тоже тенор и тоже на балу в последней картине. Опера была другая, а обстоятельства практически те же.
— Там и кинжал был тоже бутафорский, если верить телевидению и Интернету, — кивнул Ландстрем.
— Бутафорский. То же, что у нас.
— Отпечатки? — поинтересовался эксперт.
— Не знаю, — с оттенком неприязни в голосе сказал Фридхолм. — У бостонской полиции свои соображения. «Мы ведем расследование, нет причин для сопоставления этих двух преступлений».
— Нет причин? Два однотипных… даже просто одинаковых убийства, совершенных почти одновременно в двух странах — не причина?
— Для них — нет.
— Американцы — странный народ, — констатировал Ландстрем, обращаясь к кофейной чашке. — Всегда были странными. Помню, когда я служил в армии, нашу роту перевели в распоряжение ооновских «голубых касок» и отправили в…
— Потом расскажешь, хорошо? — перебил эксперта Фридхолм. — По-моему, эти два преступления не просто связаны. Они спланированы и организованы одним и тем же человеком. Исполнители разные, а идея, безусловно, одна. Мотив. Причина. Способ. Ну, способ, я уверен, был продиктован мотивом. Почему убийце непременно надо было, чтобы все произошло одновременно?
— По-моему, ты слишком увлекся этим совпадением, Петер, — покачал головой Ландстрем.
— Совпадением?
— Послушай. Убийство произошло при одинаковых обстоятельствах, да, я не спорю. Но у нас в опере была генеральная репетиция, а там — прогон отдельных сцен спектакля.
— Я думал, ты не в курсе.
— Об этом передавали в новостях, так что в курсе вся Швеция, Петер. И вся Европа, поскольку ВВС тоже сообщила эту удивительную историю. Послушай. Чтобы одновременно в разных частях планеты происходили одинаковые театральные действия, нужно скоординировать начало представлений, верно? И следить, чтобы остановки… это ведь были все-таки репетиции, а не спектакли, но даже и во время спектаклей трудно с такой точностью… ты меня понимаешь?
— Да. Но…
— Ты хочешь обвинить в заговоре всех, начиная с главных дирижеров, режиссеров, дирекции обоих театров?
— Что за чушь ты несешь, Свен? Терпеть не могу конспирологию!
— Это ты хочешь доказать мне чушь, Петер! Совершенно очевидно, что это случайное совпадение. Просто невозможно, имея столько привходящих обстоятельств (сотни участников, малейший сбой все губит!), срежиссировать одновременное… Ну, ты понимаешь. Совпадение. Все в жизни бывает. И достаточно принять эту гипотезу, сразу попадает в разряд случайных совпадений и то обстоятельство, что оба тенора были убиты бутафорскими кинжалами.
— Это еще почему? — возмутился Фридхолм.
— Математика, Петер, — вздохнул эксперт. — Какова вероятность случайного совпадения времени события? Надо посчитать, но думаю, в пределах одного шанса на сотню миллионов. Что добавляют к этому дополнительные совпадения: бутафорский нож и то, что убили именно тенора, а не баритона или сопрано, и что никто ничего не видел? Все эти обстоятельства уменьшают шанс совпадения с одного на сотню миллионов до одного на… скажем, миллиард. Это существенно? Нет, по сравнению с общей почти нулевой вероятностью это совершенно не существенно!
— В общем, Свен, ты занимаешься софистикой, — сказал Фридхолм. — Из того, что в этой цепочке одно звено наверняка появилось случайно, ты делаешь вывод, что остальные звенья тоже результат случайного совпадения.