Месть под расчет

— Это одно из трех мест, где занимаются раком.

— И там производят онкозим?

Малверд задумчиво посмотрел на график:

— Нет. За онкозим отвечает лаборатория в Саффолке.

— Но вы сказали, что в ваших филиалах не тестируют лекарства?

— Основным тестированием занимаемся мы. Естественно, они занимаются начальным тестированием. А как же? Иначе как они смогли бы работать?

— Если вернуться к безопасности, в ваших филиалах знают конечные результаты? Не только свои, но и ваши?

— Конечно.

— И он или она могли бы вычислить недостатки? Скажем, нечто, попавшее в рыночный продукт?

Любезное выражение исчезло с лица Малверда. Он выдвинул подбородок и тотчас убрал его, словно проверяя, как работает шея.

— Вряд ли такое возможно, мистер Сент-Джеймс. Мы здесь занимаемся медициной, а не пишем научно-популярные романы. — Он встал. — Мне пора возвращаться в свою лабораторию. Пока тут нет начальника, приходится крутиться. Уверен, вы понимаете.

Сент-Джеймс последовал за Малвердом, который отдал секретарше тетради со словами:

— Порядок, миссис Кортни. Поздравляю вас.

— Мистер Брук содержал все в образцовом порядке, мистер Малверд, — холодно ответила она, принимая тетради.

Изумлению Сент-Джеймса не было предела.

— Мистер Брук? — переспросил он.

Такого не могло быть.

Малверд подтвердил.

— Джастин Брук, — сказал он, выходя в лабораторию. — Главный биохимик этого отдела. Чертов дурак погиб в результате несчастного случая в Корнуолле. Я было подумал, что вы пришли из-за него.

Глава 22

Прежде чем дать знак констеблю, чтобы он открыл комнату для допросов, Линли, держа в руках пластиковый поднос с чаем и сэндвичами, посмотрел в глазок. Его брат, склонив голову, сидел на столе — все еще в полосатом свитере, выбранном для него Макферсоном в Уайтчепел. Питера била дрожь — у него тряслись руки, ноги, голова, плечи. И Линли не сомневался, что внутри у него тоже все дрожит.

Когда полчаса назад Питера оставили одного — если не считать охранника снаружи, который должен был приглядывать, как бы он чего с собой не сотворил, — Питер не задал ни одного вопроса, не сделал заявления и ни о чем не попросил. Он стоял, положив руки на спинку стула, и молча оглядывал ничем не примечательную комнату. Один стол, четыре стула, потускневший линолеум на полу, две свисавшие с потолка лампочки, из которых горела одна, красная металлическая пепельница на столе. Прежде чем сесть, Питер посмотрел на Линли и открыл рот, словно хотел заговорить. На его лице ясно читалась мольба. Однако он промолчал. Похоже было, Питер понял, что непоправимо испортил отношения с братом.

Линли кивнул констеблю, который отпер дверь и тотчас вновь запер ее, едва Линли переступил порог. Скрежет замка здесь Линли всегда воспринимал трагически, а уж теперь, когда свободы был лишен его брат… Он и сам не ожидал, что ему будет так тяжело. Почему-то казалось, что он не будет мучиться, когда Питер встанет лицом к лицу с неизбежным результатом того образа жизни, который он выбрал для себя несколько лет назад. И вот правоохранительная система наложила свою руку на Питера, а Линли вовсе не чувствовал себя на высоте положения как брат, выбравший чистый, праведный образ жизни, гарантировавший ему статус любимчика общества. Скорее он чувствовал себя лицемером и не сомневался, что из них двоих он — больший грешник.

Питер поднял голову, увидел Линли и отвернулся. На его лице вместо привычного замкнутого выражения Линли увидел смятение и страх.

— Нам обоим надо что-нибудь съесть, — сказал Линли и, сев напротив брата, поставил поднос на стол. Питер не пошевелился, и Линли развернул сандвич. — Здешняя еда скорее напоминает опилки. Или опилки, или каша. Это я заказал в ближайшем ресторане. Попробуй пастрами [5]. Мне очень нравится. — Питер не шевелился, и Линли потянулся за чаем. — Не помню, сколько ты кладешь сахара. Я взял несколько пакетиков. А здесь молоко.

Он помешал чай в своей чашке, развернул сандвич и постарался не думать об очевидном идиотизме своего поведения. Он понимал, что изображает заботливую мамашу, словно если Питер поест, то сразу выздоровеет и все будет прекрасно.

Питер поднял голову:

— Я не голоден.

Линли видел, что у него потрескались губы, вероятно, он искусал их, пока был один. Кое-где они кровоточили, кровь засохла темно-коричневыми пятнами. В носу тоже были кровяные корочки, на веках висели чешуйки сухой кожи.

— Сначала пропадает аппетит, — сказал Питер. — Потом все остальное. Нельзя понять, что происходит. Думаешь, будто все в порядке, лучше не бывает. Не ешь. Не спишь. Все меньше и меньше работаешь, потом совсем не работаешь. Просто ничего не делаешь. Секс разве что. Иногда. В конце концов и секса не надо. Доза. Доза.

Томас Линли положил нетронутый сандвич на обертку. Неожиданно голод исчез. Томми хотелось бы ничего не чувствовать. Он взял чашку в ладони. От нее исходило успокаивающее тепло.

— Ты разрешишь помочь тебе?

Питер сжал правой рукой левую, но не ответил.

— Я не могу изменить тот образ брата, который ты помнишь, — сказал Линли. — Я лишь могу предложить тебе себя таким, каков я теперь.