— Он всегда был человеком со странностями, — продолжал Джепп. — Смотрел на все под своим углом, да уж больно угол этот косой. Все делал по-своему, все не так, как у людей. Я признаю, конечно, что он вроде гения, но говорят, что гении часто ходят по самому краю, что им нужно совсем немного, чтобы свихнуться. Пуаро всегда нравилось усложнять. Простые, понятные вещи ему не по душе. Ему надо себя помучить. Он отошел от реальной жизни и создал свой собственный мирок. Чем-то он напоминает мне старую леди, раскладывающую пасьянс. У той если не выходит, то она начинает подкладывать нужные карты. А у Пуаро наоборот: если выходит слишком легко, то он нужные карты прячет, чтобы потом поломать себе голову!
Мне было трудно возразить инспектору. Я был слишком обеспокоен и расстроен, чтобы мыслить ясно. Я тоже не мог найти объяснения поведению Пуаро. Не могу описать вам, как я беспокоился за своего друга.
И вот когда в комнате воцарилась тоскливая тишина, вошел Пуаро. Слава богу, он был совершенно спокоен. Он аккуратно снял шляпу, положил ее вместе с тростью на стол и сел на свое обычное место.
— Вы пришли, Джепп? Очень рад. Я как раз думал о том, что нам надо как можно скорее поговорить.
Инспектор молча смотрел на моего друга. Джепп понимал, что это только вступление, и ждал разъяснений.
Пуаро медленно, подбирая слова, начал:
— Ecoutez[79], Джепп. Мы все неправы. Абсолютно неправы. Печально, но факт: мы совершили ошибку.
— Да ладно вам, — самоуверенно сказал инспектор.
— Вовсе не ладно. Я скорблю.
— Не надо жалеть этого молодого человека. Он получит по заслугам.
— Да не его я жалею, а вас.
— Меня? Ну, обо мне не надо беспокоиться.
— А я все равно жалею. Кто намекнул, что вы должны двигаться в этом направлении? Эркюль Пуаро. Mais oui, я подал вам эту мысль. Я привлек ваше внимание к Карлотте Адамс, я упомянул вам о ее письме в Америку. Каждый ваш шаг направлял именно я!
— Я бы и сам пришел к разгадке, — холодно заметил Джепп. — Вы меня просто немного опередили.
— Cela se peut[80]. Но это меня не утешает. Если ваш авторитет пошатнется из-за того, что вы слушали меня, я буду жестоко упрекать себя.
Было похоже, что этот разговор только забавлял инспектора. Он, видимо, думал, что Пуаро движут честолюбивые мотивы и что мой друг сердится за то, что Джепп присвоил себе лавры успешно раскрытого преступления.
— Да вы не волнуйтесь, Пуаро, — стал успокаивать инспектор. — Я не забуду упомянуть где надо, что и вы подали кое-какие неплохие идеи в ходе расследования.
И Джепп подмигнул мне.
— Дело вовсе не в этом, — мой друг досадливо щелкнул языком. — Не нужно нигде упоминать о моих заслугах. Более того, заслуг здесь нет никаких. Вас, инспектор, ожидает фиаско, и я, Эркюль Пуаро, этому виной.
Лицо моего друга выражало крайнюю степень меланхолии, и Джепп неожиданно громко захохотал. Пуаро обиделся.
— Извините, мистер Пуаро, — инспектор вытер слезы, — но сейчас вы похожи на умирающего лебедя. Послушайте, давайте забудем этот разговор. Слава или позор — в этом деле я готов взять все на себя. Оно, конечно, получит большую огласку, здесь вы правы. Ну что ж, я приложу все силы, чтобы добыть веские улики. Может случиться и так, что смышленый адвокат все же вытащит их светлость. На жюри присяжных никогда нельзя положиться. Но даже если и так, мне-то что? Все равно моя совесть будет чиста: убийцу-то мы поймали. И если вдруг какая-нибудь служанка-замухрышка из дома лорда Эдвера в истерике признается, что убийство — дело ее рук, то и в этом случае я не буду плакаться, что меня вели по ложному следу. Так что все честно.
Пуаро посмотрел на инспектора печально и с сожалением.
— Вы, Джепп, всегда и во всем уверены. Всегда и во всем! Вы никогда не задумаетесь: а возможно ли это? А может ли так быть? Вы никогда не сомневаетесь, не удивляетесь, никогда не скажете себе: что-то все слишком просто!
— Вы абсолютно правы, меня не терзают сомнения. Вот именно здесь вы, простите за выражение, и даете осечку, Пуаро. А почему не может быть просто? А что плохого, если получилось просто?
Пуаро вздохнул, развел руками и покачал головой:
— C’est fini[81]. Я не скажу больше ни слова на эту тему.
— Вот и отлично, — с чувством произнес инспектор. — А теперь поговорим о вещах более важных. Хотите послушать, чем я сейчас занимаюсь?
— Ну конечно.
— Я поговорил с нашей уважаемой Джеральдиной, и ее рассказ точь-в-точь совпадает с тем, что нам поведали их светлость. Может быть, она тоже замешана в убийстве, но не думаю. Она по уши влюблена в Марша, и я считаю, что он просто обманул ее. Она ужасно расстроилась, когда узнала, что он арестован.
— Правда? А секретарша, мисс Кэрролл?
— Думаю, она не особенно удивилась. Впрочем, это мое личное мнение.
— Ну а жемчужное ожерелье? — спросил я. — Оно действительно существует?