Месть на возмездной основе

Проверив наличие патрона в патроннике, я сунул пистоль в карман брюк и поплелся открывать. На пороге стоял Ковалев. Тоже не выспавшийся, взъерошенный, с красными, как у крысы, глазенками. Нет, неудачное сравнение. У крысы глаза не столь мерзкие. Его усы топорщились в стороны, как у дикого кота. На мундире не хватало второй сверху пуговицы.

— Ну и видок у тебя… — покачал головой майор. — Тебя кошки, что ли, драли?

Судя по ощущениям — не только драли, но еще и в рот немного какнули. Посчитав, что держать гостя на пороге не вполне соответствует правилам хорошего тона, я молча закрыл дверь, намекая, что тому пора убираться. Но дверь уперлась в подставленный бывшим коллегой башмак.

— Ты, Котов, зла на меня не держи… — произнес офицер, будто оправдываясь. — Работа такая…

— Ты извиниться зашел?

— Да тут понимаешь какая штука… тебя же в наручниках увели. А вещь эта казенная, подотчетная. С инвентарным номером. С меня спросят. Верни, будь человеком, а?

Понял, не дурак. Дурак бы не понял. Срать хотел Ковалев на мои оскорбленные чувства и на мою побитую рожу. Его беспокоили наручники. Потеряет — с зарплаты вычтут. Еще и в троекратном размере.

Я ощупал карманы. Похлопал по пиджаку, висящему на крючке. И только теперь вспомнил, что оставил казенную вещь в конторе, в ящике стола. Отдать их прямо сейчас я не мог даже при желании. Замечу, что и желания особого не наблюдалось. Я ощутил единственное светлое чувство в своем нутре, погрязшем в бесконечном равнодушии — злорадство.

— Вальтер верни, — потребовал я.

— Не могу, — скривился офицер. — Нет, правда — не могу! Нет у меня твоего Вальтера! Я его на экспертизу отдал!

— А у меня нет дяди на пистолетной фабрике, — сострил я. — Смекаешь, Ковалев?

— Слушай, Котов… — протянул майор. — Мы с тобой не с того начали. Может, пора заключить мир?

— Мир, говоришь? — проговорил я, почесав щетину на подбородке. — Ковалев, ром будешь? Хороший, кубинский.

— Ром? — задумался милиционер. — Ром — буду.

Потеряв бдительность, он убрал ногу из проема, готовясь войти в квартиру, чем я тут же воспользовался, захлопнув дверь, постаравшись вложить в этот жест максимум презрения.

— Тогда иди в магазин, купи и будь! — хохотнул я.

— Какая же ты сука, гражданин бывший капитан Котов, — прокричал незваный гость сквозь дверь.

Я замер в пол-оборота, обдумывая ответ, но решил воздержаться. В голову не лезло ничего путного, способного затмить своим великолепием мою последнюю фразу.

Вернувшись в кресло, я выплеснул на пол алкоголь, сильно разбавленный растаявшим льдом и обновил питье. Игла кинофона миновала три четверти пластинки. Это сколько, получается, я проспал? И спал ли я вообще? Можно ли назвать то забытье, в которое я провалился, сном?

Вдохнув аромат рома, я опрокинул в себя кружку и занюхал кулаком. Затем закурил сигарету, утопив спичку в той же банке, в луже масла между дохлыми безголовыми рыбинами. Сделал две затяжки…

— Черт побери! — воскликнул я, хлопнув себя по лбу.

Пуговица! А если пуговицу в руке Каримова оставил убийца? Получается, убийца — сотрудник милиции! И на его форменном кителе должно не хватать пуговицы — прямо как на кителе Ковалева! Возможно, стоило поделиться с майором своими подозрениями. Оставался шанс, что злоумышленник не заметит пропажи и тогда, на утреннем разводе, можно будет вычислить преступника! Это же до гениального просто! Как я раньше не додумался?

Пораженный догадкой, я ломанулся к окну, чтобы остановить бывшего коллегу. От подъезда как раз отъезжал темно-синий седан. В заднем стекле зияло пулевое отверстие, опутанное паутиной трещин. В свете уличного фонаря сверкнула милицейская кокарда на фуражке, лежащей на задней полке.

И здесь кусочки головоломки сложились воедино. Нитки клубка, спутанного из тайн и загадок, выстроились в ровную линию. Пуговица, стрельба на Морской, ответный огонь Славика… это что получается? Получается, что убийца — Ковалев?

Я с недоверием покосился на экран кинофона. Ну его к черту. Пора завязывать с детективными фильмами, а то всякая чушь в башку лезет. Майор, конечно, та еще гнида, но в то, что он мочит людей направо и налево, я не был готов поверить.

Глава 12

Мне снился благодарный край. Город Сочи — жемчужина у Черного моря. Всесоюзный курорт.

Золотой песок пляжа, омываемый бирюзовыми волнами. Пальмы с листьями, зелеными, будто само небо, если б оно было зеленым. Прекрасные комсомолки в открытых купальниках. Фигурки — как хрустальные рюмочки. Тонкие талии, широкие бедра, пышные груди и трещащие от натуги лифчики, пытающиеся сдержать эти груди в себе.

Как бы я хотел остаться навсегда в этом сне, нежиться под горячим южным солнцем… пожалуй, еще лучше — быть женским купальником, чтобы беспрестанно ласкать нежную девичью кожу. И никогда не возвращаться в кастрюлю прокисших щей, заплесневелых до самой крышки, именуемой Чикагинском.