Месть на возмездной основе

— Котов, ты бы рассчитался с долгами, — напомнила шатенка. — А то смотрю я на тебя — совсем плохо выглядишь. А у меня — норма прибыли!

— Детка, ты за деньги не беспокойся, — промурлыкал я. — С деньгами у меня все хорошо. Вечером занесу.

Если в этом гнусном городе и могли быть дни, поганее обычных — сегодня как раз один из них. Каждый встречный напоминал о долгах! Я не для того так старательно увиливал от платы в «Магнолии», чтобы в один, далеко не прекрасный момент, рассчитаться. Не в моих правилах платить тогда, когда можно не платить.

— Расскажи мне, — хохотнула Маша. — С деньгами у тебя хорошо… а чего тогда одеваешься на помойке?

— Вчера это был абсолютно новый костюм! — возразил я. — Кооперативный!

— Тогда, Котов, ты — свинья, которая не умеет обращаться с вещами, — заключила кудряшка.

— Ой, все, — не вытерпел подполковник. — Давай сюда счет. В командировочные включу.

— Сто пятьдесят и бутерброд? — уточнила барменша. — А вам, товарищи?

— Никаких сто пятьдесят! — отрезал сотрудник госбезопасности. — Еще три кофе.

— Сейчас все будет, — пообещала Маша.

Я обернулся, глядя ей в след. Хорошая девушка. Душевная. А задница толстовата… хотя на худой конец и такая сойдет. Я улыбнулся, осознав двоякость своей мысли.

— Котов, алло, — щелкнул пальцами неназванный. — Сюда смотреть.

— А? Что?

— Объясни мне, как тебе так везет? — поинтересовался худощавый. — Вокруг тебя столько трупов, а ты все еще жив. Ты, случайно, не третий сын в семье?

— Третий, — кивнул я. — А как ты догадался? Дело мое читал?

— Да нет, — отмахнулся чекист. — Просто, если верить сказкам, третий сын — всегда дурак. А дуракам, как известно, везет…

— Понял, — усмехнулся я. — Не дурак. Дурак бы не понял.

— Смотри сюда…

МГБшник развернул сложенный вчетверо коричневый лист бумаги, разгладил его и передал мне. Это оказался фототелеграфный бильд с изображением человека в немецкой форме, в фуражке с черепом и скрещенными костями.

— Узнаешь? — качнул головой безымянный.

— Нет, — признался я. — Хотя, постой… ему бы усы — вылитый Ковалев. А так, без усов — вообще не знаю…

— Твою мать, — тихо выругался подполковник.

Он забрал у меня бильд, достал шариковую ручку и несколькими размашистыми штрихами добавил к фотографии зигзаг усов. Да, художником москвичу не быть…

— Ну?

— Так теперь — никаких сомнений, — воскликнул я. — Ковалев это! А почему на нем немецкая форма?

— Это… — начал чекист.

Ему пришлось прерваться. Маша вернулась с подносом, на котором парили три чашки кофе и старший поспешно сунул бильд в карман. Девушка, расставляя на столике кофе, едко хмыкнула. Мол, нужны ей наши тайны. Получив оплату заказа от Климова, официантка удалились за стойку.

— Это — обер-лейтенант Абвера Вернер Риттер фон Курцхаар, — пояснил мужчина. — Тот, кого ты знаешь, как майора Ковалева.

— Курцхаар, — присвистнул я. — Еще и Риттер фон… так понятно, почему он меня невзлюбил!

— А? — переспросил подполковник.

— Ну… курцхаар — это такая порода собак. А я — Котов. Понимаешь теперь?

— У вас там, в милиции, все такие сообразительные? — язвительно осведомился москвич.

— Нет, — вздохнул я. — Сообразительные там не нужны. Я потому и ушел…

— Я с твоей биографией лучше тебя знаком, — прорычал неназванный. — А теперь сюда слушай. Этот фон Курцхаар, он же — Ковалев, был заброшен к нам еще до войны, в составе диверсионной группы. Для внедрения. И твой покойный друг Кашнир каким-то образом вычислил шпиона. Возможно, даже, целую сеть! Потому-то Ковалев и вывел в расход сперва генерала, потом — его дочь, дальше — официанта, как свидетеля. И теперь пытается вывести в расход тебя. И, судя по всему, Ковалев уверен, что документы, его обличающие, Кашнир перед смертью передал тебе.

— Стой, — тряхнул я головой.

Только сейчас разрозненные лоскуты начали складываться в общую картину. Мозг без алкоголя работал — хуже некуда. Я закурил и помассировал ладонями виски, разгоняя застоявшуюся кровь в слишком узких для эффективной работы сосудах.

— Так вот чья пуговица была у Каримова!

— Какая пуговица? — удивился чекист.

— Вот… да где она, черт побери? — я выложил пуговицу со сломанной ножкой. — Я нашел ее в руке у убитого официанта. А позже, ночью, когда Ковалев приходил ко мне, у него не хватало пуговица на мундире! Теперь-то все сходится! Кроме одного — зачем ему было убивать Валентину Ефимовну?

— Ты точно — дебил! — простонал старший, хлопнув себя по лбу. — При чем тут она-то? Чью машину взорвал Ковалев? Твою! Нет, не так, чтобы она была совсем твоя. Ту, на которой ты ездил. Тебя он убить пытался, а не какую-то там тетку!

— Постой-ка…

Обернувшись на стуле, я осмотрел зал «Магнолии». Как и следовало ожидать, в столь ранний час бар еще пустовал. Никаких фраеров, достойных сегодня умереть, кроме нас троих, в помещении не было. Соответственно, и мочить, кроме нас, Толику с бандой просто некого. А если мочить, кроме нас — некого, получается, мочить они будут…

— Подполковник, — прошипел я, пригнувшись. — Кажется, сейчас нас будут убивать…

Не то, чтобы я был против покинуть Чикагинск, но такой способ меня явно не устраивал.

Глава 14