Месть – блюдо горячее

– Я знаю, ты зол на Николая Никитича. Он обещал, что не сообщит в полицию, если вы договоритесь. Бывший околоточный тебя не обманул. Он действительно никому не сказал о том, что старуху Болмосову обокрал именно ты. Я узнал это, проведя самостоятельное дознание по его следам. Болмосова вспомнила про примету на портсигаре, мы взяли Винограда, нажали, и он раскололся. Ну? Я знаю почти все. Тебе теперь уже не отвертеться, так и так арестантские роты. Скажи мне главное: Азар-Храпов жив? Или ты убил его, чтобы не делиться облигацией?

– Вы уже и мокрое дело мне шьете, господин из Департамента полиции?! Повторяю: ничего не знаю, мне не в чем сознаваться. Храпова вашего никогда не видел, в квартиру старухи не лазил. Все, разговор окончен, ведите меня в камеру.

Алексей Николаевич подумал-подумал и сделал попытку зайти с другой стороны:

– Если сыскные будут подозревать тебя в убийстве их бывшего товарища, они с тебя с живого не слезут. Так и так заставят признаться, что меж вами произошло. Пойми, у тебя нет выхода, кроме как рассказать правду. За Никитича в муку изотрут. А поможешь мне – подозрение с тебя снимут. Если он жив – а мне кажется, так и есть, – твои дела поправятся. Останется кража, за которую много не дадут. Билета у тебя уже нет, полагаю, ты уступил его Азар-Храпову. Терять тебе поэтому нечего. Сознайся.

Однако Сухоплюев упрямо все отрицал. Пришел Иван Дмитриевич, попытался помочь питерцам, но вор отмалчивался.

– Черт с ним, – вздохнул статский советник. – Отсылайте в тюрьму. Завтра попробуем снова. Вдруг за ночь поумнеет?

Маза увели, а трое сыщиков остались в тишине квартиры пить чай. Дубровин был доволен результатом облавы. Взяли сразу двух беглых каторжников! Он был признателен Лыкову за опознание Абаса. Сличение примет подтвердило, что это действительно Иванов-Кукуев, знаменитый убийца, сбежавший из Новозыбковского централа.

– Вот и Ванька Сухой попался, – радовался коллежский асессор. – Не грустите, Алексей Николаич. Расколем мы его, не завтра, так послезавтра. Николая Никитича кто ж мазу простит? А вы действительно думаете, что Азар живой и билет при нем?

Лыков обстоятельно ответил:

– Действительно. Полагаю, они договорились. Ванька скрепя сердце отдал бывшему околоточному билет. И сердит за него и за упущенную добычу, и за то, что полиция приплела-таки его к краже на Московской. Хотя Азар обещал держать сей факт в секрете. Убивать полицейского, даже отставного – не в обычае воров. Сухоплюев – он же не гайменник.

– Э-хе-хе… За пятьдесят тысяч любой оскоромится.

– Вот увидите, Иван Дмитрич, – он скоро признается. Взвесит все и поймет, что я прав, – лучше не тащить на спине еще и обвинение в убийстве.

– Как мы это докажем, даже если и убил? – разгорячился «саратовский Путилин». – Трупа ведь нет.

– И не будет. Потому, что Азар живой.

Спор сделался бессмысленным, и питерцы ушли к себе в гостиницу. Местным было не до них: двести с лишним задержанных! Предстояло всех их допросить, установить личность, развести по тюрьмам, оформить кучу бумаг…

По пути статский советник попросил коллежского асессора:

– Расскажи, как там, в авгиевой конюшне?

– Правильно сделали, что не пошли со мной, – признал тот. – Конюшни в буквальном смысле. В Глебучев овраг десятки лет сваливали навоз. Миазмы невозможные. Как они там живут? Ближе к Волге место расширяется, и между строениями появляются даже сады и огороды. Не так тесно, как в верховьях. Антисанитария дикая. Правый склон крутой, а левый более пологий, основная часть хибар расположена на нем. Как грибы, друг на дружке стоят… Дома многие на сваях, потому как весной овраг затапливает. Народ дикобразный, через одного завсегдатаи в городском приюте алкоголиков. Мне попались и психованные: живут как ни в чем не бывало рядом со здоровыми, и никто их не помещает в лечебницы.

– А опасные люди попались?

– Нет, все обошлось мирно. Городовые ребята крепкие, на них лучше не бросаться. Но… Короче говоря, в баню мне надо после такой облавы. Шинель до сих пор говном отдает.

До вечера Лыков отдыхал, а к десяти часам явился к полицмейстеру и заслушал доклад начальника сыскного отделения. Бо́льшая часть задержанных, как и следовало ожидать, оказалась простыми отходниками, просрочившими паспорта. Их по этапу отправят к месту прописки. Было десятка два праздношатающихся, этих ждал работный дом. Попались двое беглых с каторги – о такой серьезной удаче Дьяконов уже телеграфировал в Департамент полиции, выпрашивая награду для подчиненных. Кроме того, за решеткой оказались аж три банды в полном составе: кроме поездушников и парадчиков сыскные задержали шайку дергачей, промышлявших вечерами на мостах через овраги. Это, как выразился Дубровин, оптом. В розницу захватили еще семерых воров, из которых трем было запрещено проживание в губернском городе. У одного самовольно отлучившегося из мест надзора нашли альпаковые[84] столовые приборы, похищенные из городского ломбарда. Причем вор прятался в богадельне имени Бугрова для старообрядцев, не приемлющих священство. Его выдала агентура.