Месть – блюдо горячее

Короче говоря, облава прошла с большим успехом. Саратовские правоохранители остались весьма довольны.

Уже когда статский советник собирался уходить, полицмейстер его спросил:

– Что Сухоплюев? Сознался?

– Нет, играет в молчанку. Улики его выдают с головой, от кражи у хамоватой вдовы ему никак не отвертеться. Но признаваться пока не стал. И про Азар-Храпова не сказал ни слова.

Иван Дмитриевич пояснил начальству:

– Алексей Николаич почему-то убежден, что Азар жив-здоров и прячется от всех. Потому как завладел облигацией и решил оставить ее себе. Доказательств этому нет, и мне непонятна такая убежденность нашего гостя.

– Хотите, поспорим, что так и есть? – предложил питерец. – Рублей эдак на сто.

– Слишком большая для меня сумма, – возразил коллежский асессор.

– Ну тогда на десять рублей.

– А давайте!

Сыщики взялись за руки, и полицмейстер их разбил. После этого начальник отделения высказал свою версию:

– Я считаю, что Николай Никитича уже нет в живых…

– А труп? – перебил его Дьяконов.

– Труп мы можем никогда не найти. Его утопили в Волге, или закопали где в оврагах, или вообще в печи сожгли. Нету тела, нету и дела. Убийца – Иван Сухоплюев. Не захотел маз дарить кому попало такой куш. И когда Азар стал его шантажировать, то прикончил он ходатая. И рассудил правильно, собака! Ведь, если бы не догадливость Алексея Николаевича, мы никогда бы не узнали, в чьих руках билет.

– И что сейчас? – с азартом продолжил расспросы Николай Павлович.

– Сейчас у нас игра без козырей. Ванька будет молчать как скала. Ведь, покуда не нашли труп, никакой следователь не решится обвинить его в убийстве. А тело, он это знает, найти невозможно. У Ваньки сильные карты, нам его не обыграть.

Дубровин победно посмотрел на питерца:

– Плакали ваши денежки, Алексей Николаич. Эх, надо мне было соглашаться на сотню!

Дьяконов рассудил:

– Убедительно, весьма даже. Как, господин командированный?

– Остаюсь при своем мнении. Вот завтра начну месить вашего Сухоплюева, он и расколется. Зачем ему подозрения в убийстве? Билета уже нет…

Саратовцы посмеялись над гостем, и он ушел.

Утром в номер к Лыкову постучался Дубровин и закричал с порога:

– А вот не допросите вы Ваньку!

– Это отчего же?

– А он только что сбежал.

Статский советник сел на диван и приказал:

– Докладывайте.

Главный сыщик начал рассказывать:

– Сегодня утром городовой повел Сухоплюева на допрос к судебному следователю…

– Откуда повел?

– Из отделения губернской тюрьмы на углу Большой Сергиевской и Садовой. Вот. Проходя мимо табачной лавки на Ильинской площади, арестованный дал городовому рубль и попросил купить ему табаку. Сдачу, мол, возьми себе…

Питерец с досадой стукнул себя кулаком по колену:

– Вот дуроплясина! Гнать таких надо со службы!

– Как есть дуроплясина, – согласился саратовец. – Парень прельстился этой сдачей и вынес Ваньке пачку ростовского табаку. Тот, ясное дело, сразу же ее распатронил и кинул горсть конвойному в глаза. После чего убежал.

Сыщики минуту молча сидели, потом Иван Дмитриевич добавил:

– Своим побегом Сухоплюев доказал мою правоту. Он убил бывшего околоточного, труп спрятал или уничтожил, а дорогостоящий билет скрывает.

– Надо поставить на уши весь Саратов, – заговорил командированный. – Притон за притоном, денно и нощно.

– Если Ванька убил, то он сбежит прочь. Не станет дожидаться лиха, а задаст лататы куда-нибудь в большой город наподобие Царицына.

– Вы ищите по своим возможностям, а я по своим, – насупился Алексей Николаевич. В глазах собеседника он прочитал вопрос: какие у тебя тут возможности, заезжий турист?

В результате весь день Лыков с Азвестопуло провели в тюрьмах. В Саратове было аж два исправительно-арестантских отделения. Первое соседствовало с временно-каторжной тюрьмой, а второе – с губернской. Сыщики обошли оба, допрашивая членов шайки Ивана Сухоплюева, которые попались вчера вместе с ним.

В первом отделении, что на Московской площади, сыщикам не повезло. Двое помещенных туда воров оказались людьми тертыми и несговорчивыми. Питерцы ушли оттуда несолоно хлебавши. Но во вторых ротах, которые находились на Московской улице, им подфартило. Туда сунули самого молодого учетного, двадцатилетнего парня из крестьян по фамилии Сундуков. Увидев его, сыщики воспряли духом.

Лыков начал первым:

– Что умеешь делать?

– Пахать, косить… – Парень старался казаться спокойным, но было видно, что он волнуется.

– В арестантских ротах пахать нечего. Вот умеешь ты, к примеру, вязать веревочные кружки?

– Какие кружки?

– Ну, такие, знаешь, об которые при входе грязные сапоги обтирают. Не видел разве никогда?

Сундуков окончательно смешался:

– Видел, ваше благородие. А что?

– Получишь ты по суду года четыре и сядешь в каземат. Четыре года – это очень долго… И денег нет, а без денег там плохо. Шамовка дрянь, хочется калачика с колбаской, а купить не на что. Пойдешь проситься в мастерские, чтобы хоть что-то заработать. Вот я и спрашиваю: каким ремеслом владеешь? Крестьянские навыки тебе теперь не скоро пригодятся.

Сбоку поддал Азвестопуло: