Месть Аскольда

— Да она ведьма, она истинная колдунья! Мы догнали ее у леса. Стали кричать, чтобы она остановилась, — наперебой рассказывали они. — Старуха, видать, услышала и — шарк в лесок. Мы — за ней. Не успели подъехать, а оттуда… лосиха! А на ней — еще страшнее чудище! Господи! Свят! Свят! А потом выскочил оборотень в виде волчицы. Как бросился на нас! Аж искры из глаз! Кони и понесли. Колдунья, не иначе…

— Чего мелете?! — князь удивленно поднял брови. — Она же древняя старуха. Ей только на лежанке ездить. Спьяну, что ли?

Один из стражников упал на колени:

— Вот те крест, князь, ни капли! Клянусь, росинки во рту не было! Ведьма она, да и только.

Михаил плюнул в сердцах и велел им убираться.

Глава 20

Курда очень хорошо понял своего хозяина. Не дай Бог, как говорят урусы, если кто-то прознает про его поход. Хан опасался, как бы урусы или поляки не предъявили тогда ему своих требований. А ведь они сегодня находятся в мире с венгерским королем, который пригрел его народ на своей земле. Какой хитрый Котян! Он, Курда, зальет кровью Русские земли, а вся вина падет на татар. Ловко!

Да, он сумеет провести свой отряд, чтобы ни поляки, ни урусы ничего не заподозрили. Он ударит от восхода солнца и отомстит этим нечестивцам за кровь братьев. Он не облепленный репьем шакал, чтобы над ним мог каждый насмехаться. Он заткнет пасти тем, кто на брюхе ползает перед ханом, а сам боится ступить ногой дальше становища. Он, Курда, приведет Котяну столько рабов, сколько они давно не видывали. Это ему хан доверит потом отогнать их на рынки Однаса или Солдайя. Крепко набьет он, Курда, ханскую мошну. Оставит про запас и себе. Его шатер будет не хуже ханского! А какие у него будут стада! В свой шатер он приведет эту пугливую, как серна, черноокую Коряну. Глаза Курды лихорадочно блестели. Портили настроение лишь слова хана: «Без сына воеводы не возвращайся». Где же его отыскать? Где? Ничего, он вытряхнет из урусов души, но своего добьется. Заставит сказать, где прячется шакалий сын.

Курда провел свой многочисленный отряд незамеченным. Словно смерч, налетели «татары» на русские села. Высоко к небу взметнулись клубы черного дыма. И понеслось по Руси: татары, татары!

Донеслась эта весть и до Медведянки. Большое село. С боярскими хоромами. Только нет нынче боярской семьи. Вывез ее Зима в Чернигов. Так надежнее.

В этот день Комар явился домой под вечер. Ездил на дальние луга смотреть сенокос. Подошла трава. Налилась силой, вышла из нее лишняя вода. Пора браться и за косы. Приехал в село и… не узнает. Гудит оно… Остановил первого попавшегося сельчанина, а тот ему скороговоркой выдал: татары вблизи объявились.

Пропади все пропадом! Хестнул лошаденку и — домой. Там баба воет, детишки подвывают. Один Найденыш сидит, только глазами зыркает. Видать, хочет что-то сказать, да не может.

— Цыц, баба, — прикрикнул Федор.

— Деток спасать надобно, — не успокаивалась супруга. — Бежим в лес.

Федор молчит. Что сказать? Понимает, что вроде и права баба, но… вдруг пронесет? Тут косить надобно. Просидишь в лесу, а зима длиннючая… Без живности нельзя.

Вышел на улицу. Сосед тоже стоит, затылок чешет. Перекинулись словами. Решили идти к боярским хоромам. Там люди собрались. У всех одно — уходить надо, а не хочется. Пора-то сенокосная. Думали, гадали, решили до утра повременить. Выставили за околицей парней: чуть что, чтобы подняли народ.

Крики раздались средь ночи. Выскочил Федор на улицу: Боже, а там уже всадники мчатся. Рубят людей направо и налево. Вернулся в дом, детей собрал, хотел было огородами в лес уйти. Да поздно. Несколько человек в мохнатых шапках, сверкая саблями, бежали к дому. А в селе уже светло как днем: со всех концов пламя вздымалось ввысь.

Федора долго били плетьми, как и других мужиков, прижигали горящими сучьями, требовали: «Скажи, где воеводин сын».

— Какого воеводы? — не понимали медведянские. — У нас не воевода был, а боярин, да и тот сбег в Чернигов.

Тела стали черными от ожогов и кровоподтеков, пока не догадались, что ищут татары сына козельского воеводы. Да откуда им знать? Однако не поверили вражины. Особенно свирепствовал чернявый, худощавый.

Порешили «татары» мужиков, принялись за баб да детишек. Засверкала сабля и над уродцем. Поднял Курда руку, а малец стоит, не шевелится. Но так смотрит! Опустил половец саблю. Таких уродов он еще не видел. Авось, кто и купит. Для потехи. Схватил пацана, вытащил на улицу. Там уже набралась огромная толпа, на долю которой выпала судьба брести по незнакомым дорогам на чужбину.

Медведянка была последней деревней, на которую напал Курда. Пора было уходить. Сына воеводы он так и не нашел, это сильно угнетало и портило настроение. Не видать ему шатра роскошного, другому достанется черноокая. Где же этот сучий сын? Где?!..

Ни пригнанные табуны, ни многочисленные пленники не смягчили гнева Котяна, когда услышал он из уст Курды, что вернулся тот без воеводиного сына. Не раз ханская плеть прошлась по вздрагивающей спине. Окончательное решение о наказании хан отложил на другой день. Чернее тучи вышел Курда из ханского шатра.