На следующий день, прогуливаясь по внешнему дворику, я и мой мальчик наблюдали за интереснейшей картиной: монахи-стражники взашей гнали по ступеням крикливого типа, обвешанного клетками с пичугами. Пичуги голосили, тип взывал к справедливости, стражники беззлобно ругались — и вся эта шумная процессия вскоре скрылась из виду.
— Кто это? — спросил я у старшего стража, оставшегося во дворе.
— Птицелов. Приволок отцу-вероучителю какой-то свиток, сказал, что тайный завет самого Пути Дамо… Наставники смотрели-смотрели, ничего не разобрали, а в конце там ещё рожа была пририсована с высунутым языком — так они разгневались и велели дурака птицелова гнать из обители. Вот и гоним…
Надеюсь, мы отошли от стража с достаточно безразличным выражением лица.
Уж я-то знал, что это была за рожа с языком — я сам пририсовал её на полях своих записей! Один из слуг был благодарен мне и моему мальчику за то, что мы неделю просидели над постелью его больного сына, играя на свирели. Патриарх не возражал, остальные сочли это очередной поблажкой Маленькому Архату-любимчику, а нам просто было жаль пацана… он так славно засыпал под нашу свирель.
И, кстати, довольно быстро выздоровел — что слуга отнёс на наш счёт.
Долг платежом красен — этот же слуга мгновенно согласился выносить за пределы обители мои тайные записи и прятать их неподалёку, в тайнике у скал Бацюань. В последнем не было особой необходимости — сомневаюсь, что во всём мире сейчас нашёлся бы человек, способный прочитать этот свиток, но бережёного, как говорится, Бог бережёт.
Не сберёг.
Одно утешение: представляю выражение лица патриарха, когда он пытался прочесть про шефовский «Вольво» и про покойника Десантуру, а также смотрел на языкатую рожу!
Я, конечно, не художник, но рука у моего мальчика была уверенная, а рисовали-то мы его, отца-вероучителя…
Прошла неделя.
Другая.
Половина третьей.
Мой мальчик был прежним, но я не мог отделаться от ощущения, что внутри его образовалась потайная комната, такая же, как в Лабиринте, и стоит открыть дверь — вот она, Система, смотрит без глаз, слышит без ушей, никуда не спешит и всюду успевает.
А однажды ночью я пришёл в себя посреди Лабиринта.
Мы направлялись в покои мумий.
И я знал своим новым знанием, что сейчас мы зайдём к древним учителям, поклонимся как следует, дальше ноги понесут нас по галерее наружу…
И дороги Поднебесной расстелются перед нами.
Мы, я и мой мальчик, должны были отыскать Змеёныша или судью Бао, о котором нам рассказывал лазутчик.
Более того, я прекрасно понимал: отказаться или передумать — не в нашей власти.
Лучше было идти и не думать о том, что вне обители… впрочем, что-то внутри меня подсказывало: никаких бед от Закона Кармы не предвидится.
Мы, я и мой мальчик, теперь были частью загрузочного сектора.
А я подозревал вдобавок, что мы ещё и являемся частью наскоро создаваемой антивирусной программы.
Я и мой мальчик.
Маленький Архат.
В ближайшем селении мы украли чьи-то обноски и переоделись — Системе было на это наплевать, но беглого несовершеннолетнего монашка без бирки-гуады взяли бы первые Быстрорукие, встретившиеся ему на пути.
А в следующем селении нас заставили петь прямо на сельской площади — сказался бродячим сказочником (простите за каламбур!), значит, отрабатывай! Развлечений у пахарей мало, за песню накормят, за сказку переночевать дадут…
Мы пели.
А потом мой мальчик выдохся — и верьте или не верьте, но я сочинил песню.
— «Легенда о кулаке», — громко объявили мы, и мой мальчик принялся переводить с моего на местный.
— Ещё! — восторженно требовали сельчане, хотя в переводе песня сильно проигрывала оригиналу. И мы дали ещё:
Мы шли по Поднебесной, а слава «Легенды о кулаке» бежала впереди нас. Я был ужасно горд, мальчик изощрялся в аккордах (мы купили новый цин!), и при каждом очередном исполнении мы изо всех сил старались превзойти прошлое: