Месяц на море

Софья молчала, только внимательно на него смотрела. Вокруг нее громоздились сумки, пакеты, коробки с обувью, лежала одежда, в пластмассовом тазике – ковшики, отдельно стояла корзина с посудой. Именно на нее и обратил внимание Колесников.

– Интересно, как давно здесь эти чашки?

– Какие? – не поняла Софья.

– Вот те, в корзине.

– А это имеет значение?

– Знаешь, в этой жизни по большому счету ничего не имеет значения. Но мелочи иногда бросаются в глаза и сами за себя говорят.

– Я тебя совершенно не понимаю.

– В два, даже очень больших чемодана, эта корзина с посудой не поместится.

Софья наклонила голову набок. Разозленный Колесников увидел в этом сходство с собакой. «Точно как какая-нибудь Муму! В толк не возьмет, о чем это человек говорит!»

– Ты хочешь сказать, что видел меня, уезжающую с чемоданом? Ты был на парковке? И ты не подошел? Но потом разыгрывал спектакли по телефону?!

Сергей Мефодьевич растерялся, но злость была сильнее. Он считал, что его водили за нос, обманывали, зачем-то пытались обвести вокруг пальца.

– Да какая разница, видел или нет! Факт, как ты себя повела! Знаешь, что написал Марк Аврелий?

– Кто?!

– Марк Аврелий. Он написал: «Все, что ты слышишь, – это мнение. Факты и истина заключаются в поступках». Мне нравится это высказывание. И сейчас я сужу по твоим поступкам.

– Мне кажется, что у тебя жар, бред и прочее, – Софья нашла свою сумочку, достала сигареты и закурила.

Колесников поморщился.

– Прости, но я в своей квартире, поэтому буду курить, где хочу и когда хочу.

– Да кто же тебе может помешать, – дернул плечом Сергей Мефодьевич.

– Интересно как получается. Просто загадка для психолога. Я даже несколько забыла о своих проблемах.

– Ты это о чем?

– Мне всегда казалось, что, если у человека проблемы или он попал в тяжелую ситуацию, ему необходимо сочувствие. Даже если этот человек в чем-то виноват или сам совершил ошибку… Это не важно. Важно, что тот, кто рядом, его поддерживает. Не ругает, не допрашивает, не устраивает сцен, а просто подставляет плечо. Ну, состраданием это называется, что ли.

Колесников все так же стоял у двери, слушал, а сам думал: «Ага, у нее любовники, съемная квартира, а муж должен терпеть. Она еще его в чем-то обвиняла! Конечно, и сейчас его она считает виноватым», – злобствовал Сергей Мефодьевич.

Он сам не мог понять, что это с ним происходит. С одной стороны, нет этой дразнящей и тревожной неизвестности: «беременна – не беременна». С другой стороны, снегом на голову обрушилось все остальное: уход от мужа, квартира, странное, на его взгляд, поведение Софьи. «В конце концов, какое мое место в этой истории?! – вдруг четко всплыл вопрос. – Что я должен делать? И чего ждут от меня?» Сергей Мефодьевич почувствовал, что наконец надо уйти.

– Софья, извини. У меня дела в городе. Я позвоню тебе, – он закрыл за собой дверь.

Он больше ей не звонил. Колесников почти сразу уехал в Обнинск. Заканчивал дела в академии наездами, объяснял все домашними проблемами. Ему шли навстречу – он был на хорошем счету. Ключи от квартиры, которую снимал, он запечатал в конверт и отвез в ячейку, чтобы оттуда их забрала хозяйка. Ему страшно не хотелось появляться в Коломенском. Боялся, что встретит Софью.

Еще он поругался с Колей-сторожем. С ним он столкнулся в тот самый день, когда вывозил свои вещи.

– Бежишь? – осведомился Коля.

– Куда? – не понял Колесников.

– Ну откуда я знаю, – пожал плечами сторож, – наверное, домой.

– Я не бегу, я уезжаю.

– С Софьей?

– При чем тут она?

– Ну, стало быть, бежишь, – с мрачным удовлетворением констатировал Коля и пошел в сторону своего домика.

– Ты чего ко мне пристал, – обозлился Колесников, – тебя сторожить поставили, а не воспитывать людей. Вот сторожи, не вые…ся.

– Ты, милый человек, язык-то прикуси. А то я не посмотрю, что офицерик. Впрочем, какой ты там… – с угрозой произнес сторож.

– Слышь, меру знай, а то… Не цепляйся… Предупреждаю… – Голос Колесникова опять сбился на фальцет.

– Да что ты сделать можешь?!

– Ты чего, Николай, белены, что ли объелся! Зачем мне хамишь?! – Колесников вдруг представил драку со сторожем и решил сгладить ситуацию.

– Хочу и хамлю! – Коля вдруг обернулся и пошел прямо на Сергея Мефодьевича. – Я так и знал, что ты ее кинешь, самодовольный козел.

– Да не твоего ума дело! Угомонись!

– Моего. Она жаловалась. Приезжала и плакала. Как уехала, ты ни разу ей не позвонил.

– Господи, Коля, да это… это… Понимаешь, это совсем все другое оказалось… Не оправдываюсь я, но, блин, с ней сложно… ты просто ничего не понимаешь.

– И с какого момента с ней сложно стало? – вдруг тихо и лукаво произнес сторож. – С какого?

Колесников промолчал. Он вспомнил, как Софья закурила тогда, в их последнюю встречу.

– Сигареты есть? – спросил он сторожа.

– Я трубку курю, – последовал неожиданный ответ.

– Трубку? Почему трубку? – по-идиотски поинтересовался Колесников.

– Думать помогает. Писать стихи. А еще девки клюют. Понимаешь, вроде сторож, дом на курьих ногах, – Коля кивнул на свой домик, – а глядь, я достаю дорогой табак, набиваю трубку. И все бабы наши.