Мерзкий старикашка

‑ Сначала за ним, потом за вашим высочеством. ‑ первый десятник даже изображать смущение не пытался. ‑ В свете последних новостей и ваших планов этот его поход выглядел довольно подозрительно.

‑ И не говорите. Сам о нехорошем подумал. ‑ я покосился в сторону Блистательного. ‑ Я не забуду вашего усердия.

‑ С моей стороны было бы глупо утверждать, что я на это не рассчитываю, верно? ‑ усмехнулся гвардеец.

‑ Насчет глупо или умно судить не возьмусь, но брехня бы это была первостатейная. Кстати о планах...

‑ За продуктами в деревню князья отрядили матросов, те сейчас как раз заканчивают перетаскивать. Среди самих селян разброд и шатания ‑ мужики все бросили, даже с полей вернулись раньше обычного, обсуждают, ‑ потому как, с одной стороны, нарушение устоявшейся от века традиции, а с другой, и по деньгам им выходит гораздо дешевле, и на невиданное зрелище поглазеть охота. Развлечений‑то у них небогато. ‑ отрапортовался Касец. ‑ Будут на нашем празднике, если и не все, то большая часть ‑ точно.

‑ Кто будет меня изображать уже решили?

‑ Да, ваше высочество. Знаменосец князя Тимариани ‑ у него усы только‑только пробиваться начали, если надвинет поглубже капюшон, так их и не заметит никто. И в плечах он еще не сильно раздался, кхм...

Это вот сейчас был совершенно непочтительный намек на то, что я пропорций вовсе не богатырских, или я чего‑то неправильно понял?

‑ Ну и прекрасно. Главное теперь, чтобы бык не подвел, и дал себя поубивать как можно дольше. Ну и чтобы колодой не замер посреди танцовища.

‑ Если будет грустный да квелый, мы ему под хвостом тертым хреном намажем. ‑ пообещал Касец.

Мнда, дякую тобі, добрий Боже, що я не бык ‑ тяжело им в Ашшории живется‑то.

Празднование Громолета‑мясоеда традиция вполне себе народом любимая, но с точки зрения именно что религии этот день особо выдающимся не считается. Так, одно из деяний заскучавшего божества, каковых в пантеоне что собак нерезаных. Именно потому и сама служба какой‑то особой пышностью и зубодробительным церемониалом не отличается: жрец (ну или, как в данном случае, монах) произносит краткое славословие Громолету за науку, которой он поделился с человечеством, может Троицу и Небесную Дюжину упомянуть вскользь, после чего начинают резать и готовить жертвенных скотов ‑ баранов там, козочек, где как могут себе позволить, ‑ попутно учиняя всякие там игрища да забавы.

Конкретно в моем исполнении служба не сильно от среднестатистической отличалась: во‑первых, поскольку я и в прошлой жизни был большой любитель вкусно пожрать, и в этой от сей привычки не отказался, моя лекция об обильном и сытном питании отличалась несколько большей прочувствованностью, а во‑вторых, что было селянам особо приятно, призывом к финансовым пожертвованиям не заканчивалась. Она, грубо говоря, вообще не заканчивалась ‑ я просто объявил, что послушник Тумил сейчас, во славу Громолета, забьет быка в честной схватке и предложил народу насладиться сначала сим представлением, а опосля уже и самим быком ‑ не на сухую, разумеется.

Религиозно настроенные массы к обоим предложениям отнеслись с воодушевлением и ринулись занимать места в нашей эрзац‑коррере. Перехваченный мною еще до начала службы Хрис устроил соответствующий аккомпанемент (пришлось еще чуток князей обанкротить), а Шедад Хатиканский, исключительно в качестве тренировки перед вступлением в будущую должность министра царского двора, лично исполнил обязанность начальника корреры, явив при том завидную голосину, которой не смогла помешать даже никакущая акустика.

Ну а я, боком‑боком, смылся в рощицу, где меня уже дожидались провожатые с лошадьми. Судя по звукам, доносившимся со стороны танцовища, грядущая драка подростка и здоровенной скотины деревенских воодушевила более чем. Люди, все же, во всех мирах одинаковы, panem et circenses [ Хлеба и зрелищ (лат.)] хотят...

До Аарты добирались на рысях, что мою спину, откровенно говоря, вовсе не радовало. С другой стороны, а какой выбор‑то, собственно? Или пострадать за корону, или пострадать за просто так ‑ шибко сильно я сомневаюсь, что мне, в случае афронта с троном, дадут спокойно дожить свой век в монастыре. Хорошо если просто пришибут, а то засадят в какую‑нибудь сырую камеру с крысами и тараканами...

Спасибо, что‑то не хочется.

В пути особо не болтали, и вовсе не оттого, что верховым разговаривать неудобно. Все там удобно, ‑ это в дурацких книгах суръёзные разговоры на привал непременно назначают, чтобы героев (даже если они не верхами, а пешкодралом передвигаются), значит, ничего не отвлекало от пафосно‑патетических речей, ‑ просто не о чем было. Да и витязям ко мне лезть с разговорами не по чину как‑то, а мне с какими‑то расспросами лезть, так и вовсе себя дурнем старым выставлять.

Ну и вопрос‑то у меня был лишь один: какого лешего дорога в половине дня пути от столицы не самого захудалого на свете государства ‑ грунтовка? Как по ней передвигаться ранней весной и поздней осенью, когда навигация на Великой Поо, мягко говоря, чревата неприятностями? В грязи же потопнуть можно!