Увы! Тарусов этот процесс если не проиграл, то и не выиграл: подзащитный вместо грабежа обвинен в убийстве, сам Дмитрий Данилович едва-едва увильнул от серьезных обвинений. Если не предъявит суду прямо сейчас преступника, слава его померкнет. Потому рискнул воспользоваться сведениями, сообщенными Ниной.
– А теперь я желаю передопросить господина Четыркина, – заявил князь.
Михаил Лаврентьевич возражать не стал.
Глеб Тимофеевич вышел на свидетельское место, в руках, как и в прошлый раз, сжимая портфель. Тарусов указал на сей аксессуар:
– Позвольте полюбопытствовать, Глеб Тимофеевич, что в нем? Верно, нечто ценное, раз не доверили супруге или падчерице.
– Ну что вы. Всякие бумаги. После заседания собирался по делам, вот и прихватил…
– Попрошу показать содержимое.
Прокурор Гаранин удивленно перевел взгляд с Четыркина на Тарусова, потом посмотрел на судью, который тоже пребывал в замешательстве:
– Дмитрий Данилович, свидетелей в суде не обыскивают.
– Тогда после суда я попрошу это сделать начальника сыскной полиции. Мне известно, что в портфеле имеются облигации, возможно, имеющие отношение к рассматриваемому делу.
– Это так, господин Четыркин? – спросил судья.
Глеб Тимофеевич пожал плечами:
– Конечно же, нет.
– Тогда, может быть, удовлетворите любопытство защитника и покажете содержимое портфеля, – предложил Третенберг.
– Раз просите…
Четыркин щелкнул замком, достал газету, пачку папирос в жестяной коробке, коробку серников, черепаховую расческу и какие-то бумаги.
– Вот, все что есть….
– Дозвольте мне заглянуть, – попросил Тарусов.
Дмитрий Данилович быстро нащупал дыру в подкладке и вытащил пачку облигаций, перевязанных бечевкой, а также несколько листков, на которых были переписаны их серии и номера.
– Позвольте посмотреть, – увидев знакомые листки, встала с места Мария Дмитриевна.
Графиня вышла к свидетельскому месту:
– Это почерк покойного батюшки, генерала Масальского. Облигации принадлежали ему, а после его смерти перешли к моему брату. Мой муж всего лишь опекун.
– Я не знаю, как они попали в портфель. Мне их подкинули, – стал уверять ее Четыркин.
– Всегда знала, что вы негодяй, – оборвала его Волобуева.
Тарусов кинул победный взгляд на Лизу. Та поощряюще улыбнулась.
По окончании заседания Дмитрий Данилович принимал поздравления – как и предполагал прокурор Михаил Лаврентьевич, процесс с участием поверенного Тарусова вызвал интерес и у публики, и у прессы. В коридоре стайка репортеров и завсегдательниц Окружного суда облепила Диди со всех сторон. С довольным видом он отвечал на вопросы и раздавал автографы.
Сашенька всегда радовалась успехам мужа, но сейчас пребывала в смешанных чувствах. Да, победа, но какой ценой – подзащитный вместо грабежа подозревается теперь в убийстве. Нет! Подозревается – неудачное слово. Сбежав из суда, Урушадзе в нем расписался.
– Ваше сиятельство! – раздался сзади знакомый голос.
Княгиня обернулась – Крутилин.
– Рад вас видеть, – поприветствовал Сашеньку начальник сыскной полиции. – Скажите, Александра Ильинична, а князь Урушадзе курит сигары?
– Нет, он вообще не курит.
– Плохо, ой, как плохо.
– С ума сошли? Курить очень вредно. Диди вон как кашляет…
– Я не про здоровье. Плохо, потому что убийца Красовской, мы это знаем наверняка, курит сигары.
– Значит, Урушадзе не убийца?
– Узнаем, когда поймаем. Всего хорошего, княгиня.
– Постойте, Иван Дмитриевич, сигары курит тесть Урушадзе, граф Волобуев.
– Кто их только не курит…
– А вы знаете, что четверть века назад Волобуев хотел жениться на Красовской?
– Да вы что!
– Иван Дмитриевич, – к Сашеньке и Крутилину подбежал помощник Тарусова Выговский. – Кое-что вспомнил. Думаю, это имеет отношение к убийству.
Прокурор Гаранин даже не кивнул оппоненту. Нехорошо сверкнул карими глазами в его сторону и свернул в противоположную. Дмитрий Данилович нарочно его окликнул:
– Михаил Лаврентьевич.
Гаранин с презрением и брезгливостью повернул голову.
– Когда можно забрать мое поручительство? – с улыбкой спросил Тарусов.
– Шутите? – сквозь зубы процедил прокурор.
– Какие шутки? Мой подзащитный оправдан…
– Ваш подзащитный – убийца.
– Позвольте, – явно играя на публику, возразил Дмитрий Данилович. – Во-первых, сие не доказано, во-вторых – поручительство я внес по другому делу, которое вчистую выиграл.
– Завтра. Приходите завтра.
Когда поклонницы и репортеры разошлись, к Тарусову подошла Четыркина.
– Князь, мой муж арестован.
– Сожалею.
– Глеб не виноват. Говорит, что не крал…
– Господин прокурор во всем разберется…
– Смеетесь? Сами его целый день мордой об стол возили… Прокурор ни на что не годен. Прошу, нет, умоляю, станьте защитником мужа.
– Извините, не могу, это неэтично. Именно я поспособствовал его аресту.
– Заклинаю, возьмитесь. Гонорарий будет щедрым. Вот аванс.
Четыркина достала из ридикюля десять сторублевых купюр и протянула князю. Сумма была внушительной, и Тарусов дрогнул:
– Ладно. Все равно завтра ехать в Ораниенбаум.
Малышка Жаклин бросилась Выговскому на шею:
– Тохес! Так рано? Ой, и Иван Дмитриевич.
Крутилин покраснел.
– Вдвоем желаете? – уточнила вертихвостка.