Мертвые хризантемы

– Очень рада видеть вас в моем доме, Полина Дмитриевна, – произнесла Анита и неуловимым движением поправила волосы. – Я довольно редко имею возможность пригласить кого-то в гости вот так, по-простому. Совершенно не осталось друзей после того, как я избралась на первый мэрский срок, – объяснила она. – Знаете, как это бывает – стоит только вскарабкаться на вершину, как понимаешь, что стоишь там совершенно одна. Остальные отсеялись по дороге – кто от зависти, кто от злости, а кто-то и просто так.

– Говорят, что так бывает всегда на пути во власть.

– Давайте сразу в гостиную пройдем, там удобнее будет и разговаривать, и обедать, – пригласила Анита. – Дом у нас своеобразный, снаружи кажется большим, но это довольно обманчивое впечатление. Из просторных помещений тут только холл, гостиная и помещения в подвале. Комнаты средние, да и куда нам, двум женщинам.

– Вы живете не одна?

– Да, со мной живет падчерица, дочь моего покойного мужа от первого брака.

Они вошли в довольно просторную гостиную, и Полина увидела тяжелый дубовый стол, накрытый скатертью только до половины. Три стула были отодвинуты, стояли три прибора, а посреди стола – почти такая же цветочная композиция, как и в холле, но гораздо меньшего размера. Присмотревшись, Полина поняла, что цветы в ней живые, а причудливые коряги тоже природного происхождения.

– Какая красота, – произнесла она с восхищением, но ответить Анита не успела.

За спиной Полины раздались странные цокающие шаги, и взгляд хозяйки устремился туда, вмиг став не то испуганным, не то растерянным. Обернувшись, Полина даже вздрогнула. На нее в упор смотрела невысокая женщина в красном кимоно, разрисованном взлетающими журавлями и головками белых лохматых цветов. Но ее лицо… Полина смутно припомнила, что нечто подобное видела в каком-то фильме о японских гейшах, но никогда не думала, что доведется встретить такое в небольшом провинциальном городке. Лицо и шея женщины были выбелены до состояния бумажного листа, тонкие брови нарисованы карандашом – просто две линии, вокруг глаз – красные тени, как пятна, а по центру губ, тоже выбеленных чем-то, нанесен кроваво-красный мазок. Все это создавало впечатление жуткое и даже отталкивающее.

– Кику… – взявшись за виски пальцами, протянула Анита.

– Слушаю вас, матушка, – вошедшая склонилась в поклоне, и мэр застонала:

– Умоляю – прекрати, тебе уже давно не пятнадцать!

– Что я сделала не так? – удивилась женщина, распрямляя спину каким-то изящным движением. – У нас гости, я должна встретить их так, как подобает.

– Еще раз прошу – прекрати! Что подумает о нас Полина Дмитриевна? Не дом, а филиал психбольницы!

Женщина в кимоно пожала плечами и засеменила к столу – узкие полы кимоно не позволяли ей делать широких шагов, и оттого казалось, что она плывет над полом, аккуратно отодвинула стул и села, описав при этом телом диковинную траекторию. «Мне ни за что этого не повторить», – подумала Полина про себя.

– Нас не представили, Полина Дмитриевна, – заговорила женщина, чуть опустив глаза, но так, чтобы хорошо видеть реакцию Полины. – Меня зовут Дина, но все называют Кику. Можете обращаться ко мне так.

– Кику? Это что-то означает?

– Да. По-японски это хризантема. Если хотите, я вам покажу мою оранжерею – уверяю, больше нигде вы не увидите таких хризантем, как здесь. Я много лет посвятила составлению этой коллекции.

– Вы выращиваете их сама? – По тонким белым пальцам Кику с идеальным неброским маникюром не было похоже, что она много времени проводит в оранжерее, пересаживая цветы.

– Мне помогает садовник, разумеется. Аристарх Соломонович делает основную работу, а я занимаюсь поиском новых сортов и составляю композиции так, чтобы они несли смысл. Такое не доверишь человеку без специальных навыков, согласитесь?

– А вы учились этому?

Кику наконец вскинула на Полину глаза, обведенные красными тенями:

– Конечно.

– Кику у нас искусствовед, специалист по Востоку, – вмешалась напряженно молчавшая до этого Анита. – Закончила университет, стажировалась в Японии, там и увлеклась икебаной и…

– …и всей прочей ерундой, что так отравляет вам жизнь, матушка, – закончила Кику с язвительной ноткой в голосе.

Полине в этом вдруг почудилось что-то от поведения дочери в последний год. Инка стала раздражительной, реагировала на любое замечание бурно, а фраза «то, что вас бесит, мне непременно понравится» стала ее жизненным кредо. Лев проявлял чудеса терпения, стараясь объяснить и Полине, и дочери, что все это со временем непременно пройдет. Но Инке было тринадцать, а сидевшей напротив женщине – не меньше тридцати. «Похоже, Лева заблуждается, и это проходит не у всех», – подумала Полина и тут же отогнала от себя мысли о собственной семье, чтобы не потерять нить разговора за столом.

– Понимаете, Полина Дмитриевна, – продолжала Кику, кажется, даже не заметив, что собеседница отвлеклась на какой-то момент, – мой папа тоже был искусствоведом и занимался Востоком. Я, так сказать, продолжаю его дело.

– Ваш отец умер?

– Он повесился.