Мертвые из Верхнего Лога

— Нет. Лет двадцать как они появились. Когда первого увидела, чуть Богу душу не отдала. Страшный он был, ох какой страшный! Мальчишка совсем, но идет так тяжело, как старичок. Я за земляникой в лес отправилась, пирог хотела испечь. И зашла-то неглубоко… А как его увидела, корзинку бросила, убежала. Двери замкнула и три дня в себя прийти не могла.

— У него не было глаз? — взволнованно спросила Ангелина.

— Значит, и ты его видала, — мрачно покачала головой старуха. — Я потом еще встречала его. И уже не так страшно было. Идет, ручки ко мне тянет. И такой тоской веет от него, какой на земле и не сыщешь.

Потрескивала свеча, чай был слишком крепким и горчил, и Ангелина почувствовала, что ее мутит.

— Мы видели и женщину, — пересиливая себя, сказала она. — Молодая, темные волосы. На платье — брошка-подсолнух.

— Есть такая, — кивнула старуха. — Вообще, не так уж их и много. Может, десяток. Максимум — два. В последнее время часто Борьку-лесника вижу. Я пыталась с Ниной поговорить, женой его. Она же спилась совсем после того, как Борька исчез, опустилась. Заорала на меня, а глаза бешеные, побелели даже. Выгнала и слушать не стала… Но я-то знаю, что Борька к ней ходит по ночам, видела.

Ангелина и Марк переглянулись. Старуха угадала их мысли:

— Не о чем вам с ней говорить. Ничего нового не скажет. Не общалась она с Борькой. Боится. — И вполголоса старуха добавила: — Дура.

— Почему дура? — удивился Марк. — А вы разве не боитесь? И потом… Те убийства, о которых тут болтают, разве это…

Ефросинья поняла, что гость имел в виду, и рассмеялась.

И Марк подумал, что мало кто из стариков умеет смеяться так, чтобы это не выглядело гримасой. К старости искусство смеха атрофируется, от него остается лишь оболочка — скрежетание в горле да дребезжание почти отживших губ.

— Я так не думаю, — наконец заговорила старуха. — С чего им убивать? Сколько раз я их видела — по лесу шатаются, руки тянут. Но убивать… Нет, это не они.

— Кто же? — замер Марк.

— Да тот, кто ими управляет, — сказала Ефросинья так просто, словно ответ был очевиден.

— И кто же ими управляет?

Старая женщина со вздохом пробормотала: «Черт», — и гости с некоторой тоской переглянулись.

— Не настоящий черт, конечно, — поспешила поправиться хозяйка. — Не верю я в чертей. Глупости и сказки.

— Ходячие мертвецы, значит, не сказки, а черти — сказки? — не удержался от усмешки Марк, раздражение которого с каждой минутой росло. — В странной же системе координат вы живете, бабуля.

— А ты, парень, не хами! — твердо осадила его Ефросинья. — И не подшучивай. Небось побольше твоего знаю. Я верю в Вечность, в которой жизнь катится, словно колесо. В ней нет места глупым сказкам. В ней все мудро устроено — тот, кто умер, родится заново, а тот, кто родился, — уже когда-то жил.

— Да вы буддист, — улыбнулась Ангелина.

— Не буддист я, — возразила старуха. — Просто для меня нет идолов. А тому, у кого нет идолов, и демоны не страшны.

— Так что вы там говорили про черта? — поторопил Марк, не обращая внимания на предупреждающий взгляд Ангелины.

— Мертвецов он поднимает, это точно… Он человек, конечно. Такой же, как и мы с вами. Может быть, чуть более силен. Но мнит себя чертом. Видела я его. Давно он тут ошивается, лет тридцать.

— Кто же он? Вы знакомы?

— Еще чего, будет он со мною знакомиться… — Старуха неприятно рассмеялась. — Он таких, как мы, за мусор почитает. Сам чернявый, тощий, но жилистый. Спина прямая, как прут. А глаза — точно угли. Идет мягко, как кот. Но видно, что силищи у него — как у десятерых мужиков. А на кого посмотрит, у того пропадает воля.

— Звучит как сказка, — с сомнением сказал Марк. — Какой-то прямо сверхчеловек. Ницше отдыхает.

— Ну почему, очень интересно, — возразила Ангелина. — А если он такой… особенный, то где же вы могли его видеть?

— Да он поначалу и не прятался, — охотно ответила Ефросинья. — Сейчас-то в лесу сидит, не достанешь. А раньше и на станцию выходил, и по деревне шатался. У меня яблоки однажды купил. Столько лет прошло, а я до сих пор взгляд его помню… И вот что я вам скажу: этот тип пострашнее мертвецов будет. Он и есть настоящий мертвец. Ни души в нем не осталось, ни сердца — одна только силища.

Ангелина решительно отодвинула чашку и нервно поднялась. У нее немного кружилась голова, и неизвестно, была ли тому виной странная атмосфера старухиного дома или полусказочная информация, которую приходилось принимать как безусловную данность. Щеки художницы разрумянились, глаза блестели.

— Я хочу его найти, — твердо произнесла она.

— Черта? — Ефросинья присвистнула. — Вряд ли получится. Он так прячется, что не отыщешь. А по лесу шататься не советую.

— Почему? — вмешался Марк. — У меня есть пистолет.

— Да что ему твой пистолет! — Старуха усмехнулась. — Он на тебя так посмотрит, что сам из своего пистолета и застрелишься. Да только ему-то и смотреть не обязательно на такого, как ты. У него там целое войско.

Возмущенный и злой Марк тоже поднялся из-за стола.