Вместо привычной и поднадоевшей жары сегодня погода радовала приятным теплом, умеренной облачностью и прохладным ветерком. До места, которое я загодя наметила для велосипедной прогулки, было около часа езды. Только выехав за черту города, я смогла вдохнуть полной грудью. Лесополоса, что окружала проселочную дорогу, существенно прибавляла кислороду. Воздух здесь ощущался насыщенным, свежим и пряным. Если глубоко вдыхать, то можно было вскоре почувствовать приятное головокружение, точно при легком опьянении.
Свернув с центральной дороги, я углубилась в лес. Извилистая тропка оказалась хорошо утоптана и даже из-за резких поворотов, холмиков или ухабов, ехать было довольно легко.
Искренне наслаждаясь окружающей природой, относительной тишиной и чувством защищенности от людей, я и не заметила, как окультуренная тропка превратилась в дикий, почти непроходимый участок. Если толстые стволы деревьев еще получалось объезжать, то колючие ветки кустарников, то и дело цеплялись за платье и больно хлестали меня.
Спокойная езда внезапно превратилась в настоящее испытание!
А когда в полуметре от переднего колеса мелькнул заяц, я инстинктивно крутанула руль в противоположную от зверька сторону и, проломившись сквозь кусты, вылетела на проезжую часть.
Послышался отчаянный визг тормозов.
Внезапный удар выбил меня из седла.
Падение напрочь вышибло воздух из груди. Первые секунды, стараясь заглушить звон в голове, я усиленно пыталась вдохнуть, но не получалось. А потом внезапно кислород поддался, словно сломанный во мне механизм пришел в норму, вдох получился свистящим и рваным.
— С вами все в порядке?
Пока я боролась с сумятицей от произошедшего, мужчина присел рядом и я хорошенько смогла рассмотреть его обеспокоенное лицо.
В то же мгновение во мне вспыхнула искра узнавания. Воспоминания были нечеткими, но я успела ухватить их за призрачный хвост, чуть не взвыв от ужаса!
Встревожено хмурясь, ко мне склонялся покойник!
Егор!
С застрявшим в горле визгом, я пыталась отодвинуться, но мужчина заботливо попридержал меня за плечи.
— Вам больно?
Я пришла к единственно возможному выводу — это сон. А если сплю, значит, ничто не может причинить мне вред, все — иллюзия.
Поэтому я не придумала ничего лучше, чем проявить любопытство и покориться назойливому желанию. Даже не успев осознать, что именно делаю, протянула руку к лицу Егора и провела пальцами по щеке.
На ощупь кожа оказалась теплой, сухой и немного шершавой от короткой щетины.
Глаза мужчины расширились, зрачки увеличились, почти полностью затмив темнотой синюю радужку.
— Где болит? — продолжал допытываться он. но препятствовать тому, чтобы я его касалась, не стал.
С удивлением я обнаружила, что почти не чувствую особого дискомфорта. Пока что.
Да и разве во сне возможно ощущать острую боль? Здесь же все нереальное, так, выдумка.
Только почему Егор мне снится и… вот так? Неужели вчерашние похороны так сильно впечатлили, что вызвали подобную реакцию?
Отбросив все ненужные сейчас мысли, я приказала себе наслаждаться моментом. Раз уж представилась такая возможность, провела кончиками пальцев вниз по подбородку, не справилась с искушением очертить линию нижней губы, а потом опуститься со скромными ласками ниже, к шее. Пульс мужчины ускорился под моими пальцами и от этого я почему-то испытала ни с чем несравнимое удовольствие.
— Как тебя зовут? — охрип он. — Кто ты?
— Есть существа, которые глядят на солнце прямо, глаз не закрывая, — я вдруг вспомнила любимые строки стихов. — Другие, только к ночи оживая, от света дня оберегают взгляд.
Ленивая усмешка мужчины заставила мое сердце биться быстрее.
— И есть еще такие, что летят в огонь, от блеска обезумевая, — немного прищурив глаза от удовольствия, продолжала я. — Несчастных страсть погубит роковая. Себя недаром ставлю с ними в ряд.
— Красою этой дамы ослепленный, я в тень не прячусь, лишь ее замечу,
— перебил Егор, оглаживая меня по скуле. — Не жажду, чтоб скорее ночь пришла.
— Ты…
— Слезится взор, однако ей навстречу я устремляюсь, как завороженный, чтобы в лучах ее сгореть дотла.
— … знаешь сонеты Петрарки?
В последнее время я поняла, что могу свалиться в обморок от счастья, если встречу всесторонне грамотного мужчину. К моему счастью из-за нелюбви обмороков, такие мужчины мне не попадались. А уже те, кто мог процитировать сонет Петрарки на память и подавно… Сейчас я еще раз уверилась в том, что сплю. Ведь подобного в жизни не бывает и только не со мной.
— Кто же его не знает?
— Мои студенты не знают.
— Ты учительница? — удивился он.
— Преподаватель.
Егор беззлобно хмыкнул:
— И что ты преподаешь, прекрасная Мавка?
Мавка? Наверняка, опять игра моего сознания. Я искренне любила драму-феерию Леси Украинки и ее мавочку. Оттого прозвище вызвало во мне волну теплоты.
И пусть в мифологии мавки — нечисть, но в голосе Егора звучало… восхищение?
— Историю зарубежной литературы.
— Тогда вполне понятно твое увлечение сонетами.
— А твое?
— Мама привила мне любовь к литературе в детстве, читая книги вслух.