Мертвая зыбь

– Ну да… Кто это вас так просветил? Герлоф? Ну-ну… Я тогда только начинал в Марнесе, к тому времени два года отслужил в Векшё, уволился и приехал сюда. И тут этот гроб… я попросил разрешения приехать в Боргхольм и присутствовать при вскрытии. Конечно, служебных причин у меня не было, только личные, но мне пошли навстречу. Гроб лежал в пакгаузе, ждали людей из похоронного бюро. В большом деревянном ящике с печатью шведского консульства в какой-то южноамериканской стране. Были и документы. Короче, гроб открыли – какой-то пожилой полицейский этим занимался. И в гробу был труп Нильса Канта. Зрелище жутковатое – почти высохший, покрытый черной плесенью. Еще там был врач из боргхольмской больницы, сказал – типично для утопления в соленой воде. Его нашли далеко не сразу, так что рыбы уже…

Леннарт осекся, посмотрел на пиццу и, очевидно, сообразил, что тема не совсем десертная.

– Извините за детали, – сказал он.

– Неважно. А откуда известно, что это был Кант? Отпечатки пальцев?

– Его отпечатков в регистре не было. И зубной карты не было. Его идентифицировали по старому перелому пальцев – в юности подрался с кем-то в каменоломне – я сам слышал эту историю от старожилов в Стенвике. И на трупе тоже… переломы на том же месте.

Они опять замолчали.

– И как это было? Что вы почувствовали, когда увидели труп Канта?

– Ничего, – сказал Леннарт, немного подумав. – Ничего я не почувствовал. Мне хотелось увидеть живого Канта, а труп в суд не приведешь.

– А вы были когда-нибудь в доме Веры Кант? Когда искали Йенса – туда тоже заходили?

Леннарт задумался и покачал головой.

– Нет… а почему мы должны были туда заходить?

– Не знаю… я просто пытаюсь представить, куда Йенс мог пойти. Если он не пошел к воде и не пошел в альвар… то куда? Мог зайти к соседям. А дом Веры Кант в двух сотнях метров от нашего.

– Но зачем ему туда идти? И если уж пришел, почему остался?

– Не знаю… Упал… а кто знает, может, Вера Кант была такой же зверюгой, как ее сын.

Ты зашел туда, Йенс, и Вера заперла за тобой дверь.

– Это, конечно, только домыслы… Но у меня есть предложение – давайте заглянем в этот дом. Вместе со мной…

– Заглянуть? Вы имеете в виду, зайти в виллу Кантов? Зачем?

– Просто посмотреть. Пять минут. Завтра я уезжаю в Гётеборг. – Юлия смотрела на него, не отводя глаз. Ей хотелось рассказать про свет, который она видела в окне, но решила промолчать – а вдруг показалось? – Это же не взлом – зайти в необитаемый, брошенный дом? А вы-то, как полицейский, наверняка имеете право…

Леннарт отрицательно покачал головой.

– У нас очень жесткие правила. Конечно, как единственный полицейский на весь Марнес, я мог бы себе позволить некоторую импровизацию, но знаете…

– Нас никто и не увидит, – быстро сказала Юлия, не давая ему времени искать аргументы. – В Стенвике никого нет. Вилла Кантов стоит в окружении летних домиков вроде нашего, и повторяю: там никого, кроме меня, нет.

Леннарт посмотрел на часы.

– Мне пора на собрание.

– А после собрания?

– Вы что… сегодня туда собрались?

Она молча кивнула.

– Ну что ж… посмотрим. Собрание может затянуться. Если нет, я вам позвоню. У вас мобильник есть?

– Пожалуйста, я вас очень прошу. – Она оторвала кусочек картона от коробки из-под пиццы и записала свой номер.

Леннарт повертел в руках криво оторванную, с пятном жира картонку и решительно сунул в нагрудный карман.

– Сами ничего не предпринимайте, – строго сказал он.

– Не буду.

– Вилла Кантов выглядит так, что вот-вот развалится.

А если Йенс там… один, в темноте… он ей никогда не простит, что она его не искала.

Они вышли на улицу. Ни души. Магазины закрыты, витрины темные, светится только киоск в гавани. Стало совсем холодно – такое ощущение, что вот-вот пойдет снег. Около ноля.

Леннарт тщательно запер за собой дверь.

– Значит, сейчас едете в Стенвик?

Она молча кивнула.

– И, может быть, увидимся сегодня?

– Хорошо бы… Леннарт, а что с сандаликом? – вдруг вспомнила она. – Выяснилось что-то?

Он посмотрел на нее непонимающе, но сразу догадался.

– Нет, к сожалению. Я послал его в запечатанном пакете в Линчёпинг, но ответа еще нет. На той неделе я им позвоню. Не надо возлагать слишком большие надежды. Столько времени прошло… и к тому же вы не уверены, что это его сандалик.

– Да, в том-то и дело. Мне кажется, его, но, как вы правильно сказали, – столько времени прошло.

– Всего хорошего, Юлия.

Он протянул ей руку.

Ей показалось, что после такого откровенного разговора жест чересчур уж официален, но она и сама не особенно любила обниматься.

– Всего хорошего. Спасибо за пиццу.

– Всегда рад. После собрания позвоню.

Он посмотрел ей в глаза – чуть дольше, чем принято. Таким взглядом, что потом можно сколько угодно прикидывать – что же он хотел сказать? Повернулся и пошел прочь.

Она пошла к машине.

Медленно проехала через Марнес, мимо дома престарелых. Герлоф сейчас, наверное, сидит и пьет свой вечерний кофе… Темная церковь с высокой часовней, кладбище.

Интересно, женат ли он? Или же Леннарт Хенрикссон холостяк? Она так и не решилась спросить.