Мертвая хватка

Уэнди расстроилась, хотя такая мысль и раньше приходила ей в голову и даже доставляла удовольствие. Она всегда выглядела старше своих лет – даже подростком. В девятнадцать лет любила возить Дугласа в коляске по бульвару Парадиз, видеть улыбки прохожих и слышать комплименты малышу и молодой маме. В двадцать пять, на пляже, все вокруг поздравляли ее с замечательным красивым сыном. И Уэнди никогда никого не поправляла. В эти минуты сердце наполнялось искренней радостью – будто Дуглас действительно был ее собственным ребенком. Откровенно говоря, она действительно воспитала его, потому что Ингрид уделяла мальчику совсем мало внимания. Так казалось Уэнди.

Пока Дуглас не подрос, она постоянно гуляла с ним, играла и даже пела на ночь колыбельные. Конечно, в доме всегда присутствовали няни, однако они так часто менялись, что ни к одной Дуглас не успел привязаться по-настоящему. Ни одна не задержалась дольше чем на несколько месяцев. Ингрид нанимала очередную помощницу, день-другой хвалила, а потом начинала жаловаться и вскоре увольняла. Никак не могла понять, что даже самая опытная и преданная няня не в состоянии запретить младенцу капризничать и плакать. Все дети плачут. Да и постоянно содержать ребенка в безупречной чистоте тоже невозможно. Дуглас всюду лез, а во время редких визитов матери в детскую – как правило, чтобы сфотографироваться, – пускал слюни и кое-что другое, не столь безобидное. У малышей режутся зубы, да и подгузники не всегда спасают. Так и получилось, что одна лишь Уэнди дарила мальчику любовь и заботу.

Днем, едва вернувшись из колледжа, где училась на секретаря, и поцеловав папу, она отправлялась в детскую. Дуглас сразу узнавал ее, радовался: улыбался беззубым ртом, что-то лопотал и хлопал в ладоши. А когда немного подрос, любил подолгу сидеть в прикрепленных к дереву полотняных качелях, едва касаясь ногами земли, пока она читала ему.

Уже в год Дуглас топал рядом с Уэнди, надежно уцепившись за палец пухлой ручонкой. Даже сейчас она помнила это теплое прикосновение. Тогда он называл ее «Уэн».

Когда Ингрид увезла двухлетнего сына, Уэнди едва не умерла. Страдала несколько месяцев. Однако папа, казалось, не замечал ее переживаний. А сегодня, беспокойно ворочаясь в постели, вдруг упомянул об этом. В то время ничем не выдал своих чувств, по-прежнему шутил и веселился, ни слова не сказав о внезапном уходе жены. Лишь однажды, когда они сидели за столом на террасе за приготовленным экономкой обедом, признался, что рад остаться в доме вдвоем с Уэнди. Видимо, полагал, что взрослая дочь уже знала все, что хотела знать. Однако со временем пришлось выслушать его аргументы, причем не раз.

Уэнди скучала по Дугласу, но в то же время радовалась уходу Ингрид. Очень радовалась, потому что испытывала сильную антипатию к мачехе. И не только из-за того, что говорила о сопернице мама, хотя мама была права. С самого начала стало ясно, что жена отца с трудом терпит присутствие Уэнди в «Третьем желании», презирает ее за полноту и простую, скучную одежду, видит в ней помеху элегантному стилю жизни. Нет, Ингрид не говорила об этом прямо, папа не потерпел бы открытых нападок. Уэнди никогда не сомневалась в его привязанности и с детства привыкла рассчитывать на поддержку отца. Разлука с Максом после их с мамой развода стала тяжелым испытанием. Тогда Уэнди тоже сильно горевала.

Так много печали. Неожиданная мысль удивила. Прежде ей не доводилось представлять свою жизнь в темных тонах. И все же это правда. Сначала потеряла отца, который любил ее, катал на плечах, подбрасывал в воздух и смеялся, чего никогда не делала мама, а приобрела его вновь только ценой потери мамы. Уэнди с ужасом наблюдала, как основа жизни – стойкая женщина, которую она любила и принимала как нечто само собой разумеющееся, – слабела, худела на глазах и, наконец, умерла в страданиях и слезах, горько сожалея, что после ее ухода у дочери не будет ни единого близкого человека, кроме легкомысленного Макса.

Потом Уэнди потеряла брата, которого увезли, даже не дав попрощаться с ним. Осталась лишь его любимая плюшевая собачка, потому что мать не знала, что сын с ней не расстается, а игрушка была старой и потрепанной. Впрочем, вскоре Ингрид стала все чаще присылать Дугласа в «Третье желание», осознав, что услуги бесплатной няньки выгоднее благородного гнева и презрения к бывшему мужу. Однако Дуглас уже немного подрос и перестал называть сестру «Уэн». Теперь все стало по-другому: тоже хорошо, но иначе.

Уэнди прошлась по кухне, проводя ладонью по безупречно чистым поверхностям. Взяла печенье с корицей – произведение Макса, – съела одно, облизала губы и, не ощущая вкуса, жадно сунула в рот следующее. Подумала, что позднее снова потеряла отца. Когда появилась Бервин Кайт.