Мерцание во тьме

— Спасибо, — говорю я ему, — ты у меня такой чудесный…

— Как и ты, — отвечает Патрик, целует меня в лоб и встает. — Мне уже пора. Займись чем-нибудь полезным, а я пришлю тебе эсэмэску, когда доеду.

Глава 23

Стоит машине Патрика отъехать, как я бегу обратно к компьютеру, хватаю телефон и пишу Аарону эсэмэску.

Берт Родс живет здесь. В Батон-Руже.

Я не знаю, что делать с этой информацией. Но это определенно важно. Это не может быть простым совпадением. Вот только этого мало, чтобы идти в полицию. Насколько я могу судить, они пока не поняли, что означают пропавшие украшения, а я поднимать эту тему до сих пор не желаю. Минуту спустя телефон вибрирует — пришел ответ от Аарона.

Сейчас разберусь. Дайте мне десять минут.

Отложив телефон, я бросаю взгляд на компьютер, на экране которого все еще светится лицо Берта Родса — свидетельство пережитой им травмы. Когда человек пострадал физически, это можно прочитать по синякам и шрамам, но эмоциональные, душевные раны залегают куда глубже. Каждая бессонная ночь отражается в глазах, каждая пролитая слезинка оставляет след на щеке, каждый приступ гнева отпечатывается в складках морщин. От жажды крови трескаются губы. Какую-то минуту я колеблюсь, впитывая собственными глазами лицо сломанного человека. Во мне пробуждается сочувствие, и я начинаю сомневаться — неужели тот, кто столь трагически потерял собственную дочь, способен преобразиться и точно так же отнять чужую жизнь? Способен подвергнуть другую ни в чем не повинную семью подобному горю? Но я сразу же вспоминаю своих собственных пациентов, предстающие передо мной каждый день искалеченные души. Вспоминаю себя саму. Вспоминаю статистику, от которой у меня еще в университете кровь в жилах застывала — сорок процентов из тех, кто был в детстве жертвой насилия, сами становятся насильниками. Случается не с каждым — но случается. Цикл воспроизводства. Дело во власти, в контроле — вернее, в его отсутствии. В том, чтобы заполучить его обратно и присвоить.

Мне ли этого не понимать.

Телефон начинает вибрировать, на экране появляется имя Аарона. Я отвечаю после первого же звонка.

— Что вам удалось выяснить? — спрашиваю, все еще не в силах оторвать глаз от ноутбука.

— Нанесение телесных повреждений, пьянство в общественном месте, вождение в нетрезвом виде, — говорит он. — Последние пятнадцать лет регулярно попадает в тюрьму, насколько можно судить; его жена давным-давно подала на развод после разбирательств насчет домашнего насилия. Суд запретил ему к ней приближаться.

— Что он ей сделал?

Аарон молчит, и я не в состоянии определить — он сверяется сейчас со своими записями или просто не хочет отвечать.

— Аарон?

— Он начал ее душить.

Слова будто оседают у меня на коже, и в комнате мгновенно делается на десять градусов холодней.

Начал ее душить.

— Это может оказаться совпадением, — говорит Аарон.

— Или не оказаться.

— Между злобным алкоголиком и серийным убийцей — дистанция огромного размера.

— Возможно, имеет место эскалация, — говорю я. — Пятнадцать лет арестов за насилие — надежный индикатор того, что он способен и на большее. Он напал на жену точно таким же образом, которым напали на его дочь, Аарон. Точно таким же, каким были убиты Обри и Лэйси…

— Хорошо, — журналист кивает, — хорошо. Надо будет не упускать его из виду. Но если вас это и в самом деле беспокоит, я думаю, вам следует обратиться в полицию. Расскажите им нашу теорию. Про подражателя.

— Нет, — я качаю головой, — еще рано. Нам нужно больше доказательств.

— Зачем? — спрашивает Аарон, в его голосе слышно возбуждение. — Хлоя, в прошлый раз вы сказали то же самое. Это и есть больше. Отчего вы так боитесь полиции?

Вопрос меня ошарашивает. Я вспоминаю о том, как лгала Томасу и Дойлу, скрывая информацию от следствия. Мне никогда не приходило в голову, что я боюсь полиции, но потом я вспоминаю про университет, про тот последний раз, когда я ввязалась во что-то подобное, и как погано все в результате вышло. Как сильно я ошиблась.

— Я не боюсь полиции, — говорю. Аарон молчит, и мне кажется, что я должна продолжить, объяснить подробней. Сказать, что я боюсь себя. Вместо этого я вздыхаю.

— Я не хочу разговаривать с ними по той же самой причине, по которой не хотела разговаривать с вами, — произношу я резче, чем хотела. — Я совершенно не собиралась в это ввязываться. Во все это.

— Но вы уже ввязались, — обрывает меня Аарон. В его голосе звучит обида, и в этот самый миг куда отчетливей, чем когда на пристани он слушал мои воспоминания о Лине, я чувствую, что наши отношения сделались чем-то большим, нежели отношения журналиста и героя его репортажа. В них появилась личная нотка. — Хотели вы того или нет, но ввязались.

Я бросаю взгляд в сторону окна — в самый подходящий момент, чтобы заметить сквозь жалюзи очертания подъезжающей к дому машины. Гостей я не жду, поэтому смотрю на часы — Патрик уехал с полчаса назад. Я озираюсь по сторонам — быть может, он что-то забыл и ему пришлось вернуться?