Мерцание во тьме

Мои руки сжимают руль, сердце бешено колотится в груди. Несколько секунд я сижу в тишине, размышляя, что теперь делать. Думаю, не позвонить ли детективу Томасу, попросить его подъехать? Только что именно от него потребуется? Какие у меня доказательства? Потом я думаю об отце, как он идет ночью между вот этих самых деревьев с лопатой на плече. И о себе двенадцатилетней, как я смотрю на него через открытое окно.

Смотрю, жду, но ничего не делаю.

Райли может быть там. И она в опасности.

Я хватаю сумочку, дрожащей рукой открываю клапан и гляжу на пистолет внутри. Пистолет, который я забрала из шкафа перед поездкой, пистолет, который искала там в ночь, когда включилась сирена. Делаю вдох и выдох, выбираюсь из машины и закрываю за собой дверцу с почти беззвучным щелчком.

Воздух теплый и влажный, словно отрыжка после яйца всмятку; серный запах с болот кажется благодаря летней жаре особенно давящим. Я на цыпочках подбираюсь к подъездной дорожке и какое-то время стою там, вглядываясь в путь, ведущий к дому. Лес по обе стороны угольно-черный, но я все же заставляю себя сделать шаг вперед. Потом еще один шаг. И еще один. Какое-то время спустя я уже рядом с домом. Я уже успела забыть, насколько здесь абсолютная темень — света нет ни от фонарей, ни от соседних домов — зато, давая идеальный, как на рисунке пером, контраст, всегда очень ярко светит луна. Я поднимаю взгляд вверх; луна сегодня полная, ничто ее не скрывает. Она сияет над домом, словно прожектор, так что и сам он как будто светится. Сейчас я его отлично вижу — выкрошившаяся белая краска, доски обшивки, искривленные под действием многолетних жары и влаги, буйно разросшаяся прямо у меня под ногами трава. С одной стороны по стене ползут похожие на вены плети вьюна; из-за них дом кажется не от мира сего, словно в его жилах пульсирует дьявольская жизнь. Я начинаю медленно карабкаться по ступенькам, избегая ставить ногу туда, где может заскрипеть, но потом замечаю, что ставни распахнуты — при такой яркой луне Патрик, если он внутри, не может меня не заметить. Поэтому я разворачиваюсь и обхожу дом с противоположной стороны. Смотрю на усыпавший двор мусор; впрочем, оно всегда так и было. У задней двери кучей навалена старая фанера, рядом — лопата и тачка с прочим садовым инструментом. Представляю себе маму стоящей на четвереньках, перемазанную землей, даже на лбу полоса грязи. Я пытаюсь заглянуть внутрь через окно, но здесь, сзади, ставни закрыты, света с этой стороны тоже мало, так что сквозь щели ничего не разглядеть. Пробую повернуть дверную ручку, легонько дергаю в разные стороны, но поворачиваться она отказывается. Заперто.

Я перевожу дух, упираюсь руками в бока. Потом меня посещает мысль.

Смотрю на дверь и вызываю из глубин памяти тот день, когда мы с Линой с помощью библиотечной карточки пытались проникнуть к брату в спальню.

Для начала проверь дверные петли. Если их не видно, дверь правильная.

Я лезу в карман и достаю оттуда пресс-карту Аарона, так и оставшуюся у меня в джинсах после того, как я нашла ее между простынями в мотеле. Чуть сгибаю ее руками — вроде бы прочная — и под углом вставляю между дверью и косяком, в точности как учила Лина.

Когда уже войдет в щель, выпрямишь.

Я начинаю орудовать картой, потихоньку давить, двигать ее взад-вперед, взад-вперед. Проталкиваю карту поглубже, другой рукой берусь за дверную ручку — и наконец слышу щелчок.

Глава 42

Задняя дверь распахивается, я с силой выдергиваю застрявшую карту и, зажав ее в ладони, ступаю внутрь. На ощупь двигаюсь по коридору, ведя пальцами вдоль знакомых стен, чтобы не оступиться. Во мраке трудно ориентироваться; со всех сторон я слышу какие-то поскрипывания, но не могу понять — это просто звуки старого здания или же следом за мной крадется Патрик, тянет руки, готовый напасть…

Стена коридора под пальцами заканчивается, дальше — гостиная; стоит мне шагнуть туда, как комната освещается падающим сквозь ставни лунным светом, так что я могу видеть. Оглядываюсь вокруг. Тени в комнате выглядят точно такими же, как я их запомнила. В углу — старое отцовское раскладное кресло, кожа у него выцвела и пошла трещинами. На полу — телевизор; на стекле экрана там, где я касалась его пальцами, пятна. Вот куда ездил Патрик — в этот дом. Каждую неделю он пропадал в этом жутком, отвратительном доме. Сюда привозил своих жертв, бог знает что с ними делал, а потом возвращался туда, где они исчезли, чтобы избавиться от тел. Я смотрю направо — и тут замечаю на полу незнакомую тень, длинную и узкую, словно небольшой штабель досок.

У тени — форма тела. Тела девочки.

— Райли? — шепчу я и устремляюсь к тени через всю гостиную. Еще на бегу вижу, что это она: глаза закрыты, рот плотно сжат, отдельные пряди волос закрывают лицо и падают дальше, на грудь. Даже в окружающем мраке — или, может, из-за мрака? — лицо ее поражает своей бледностью. Девочка похожа на призрака, губы синие, вся кровь отлила от кожи; она словно светится.