Мерцающий огонь

Меня захлестнула безнадежность. Я не ощущала ничего, кроме всепоглощающего отчаяния. Мне хотелось лишь одного – лечь и умереть. Если бы дома, в Англии, меня не ждал Эдвард, возможно, я сочла бы за благо уйти из жизни в этом самом кузове – перестать бороться, убежать от будущего, полного еще более страшного физического и психологического насилия. Но я выдержала. Не раскрыла врагу ни одной тайны. Что ж, мне было чем гордиться. Теперь я вверила свою судьбу Господу. И молилась о его милосердии.

Перед самым отъездом задняя дверь автофургона распахнулась, и к нам в кузов втолкнули еще одну женщину. Она обессиленно упала на четвереньки, ударившись о металлический пол. Увидев ее, я едва не вскрикнула от радости.

Дождавшись, пока дверь закроется, я опустилась рядом с ней на колени.

– Дейдра! Это я, Симона. Как же я рада тебя видеть.

Она подняла голову. Один ее глаз заплыл так сильно, что не открывался. Кончики ее пальцев на обеих руках были в крови и синяках – изверги вырвали ей ногти. Одному Богу известно, что еще они с ней делали, но при звуке моего голоса ее губы тронула улыбка.

Она поднялась на колени и обняла меня, перекинув скованные наручниками запястья мне за голову. Мы тихо заплакали от облегчения. Двигатель грузовика зарокотал, и мы тронулись.

– Я не представляла, что с тобой сталось после того, как нас повязали в Фей-о-Лож, – прохлюпала Дейдра, пока мы вместе ползли к скамье, чтобы сесть. – Мне ни слова о тебе не сказали.

– И мне о тебе. – Я осмотрела ее подбитый глаз, осторожно коснулась его подушечкой большого пальца и покачала головой. – Вот негодяи.

– Да ты и сама неважно выглядишь, – ответила она с напускной бравадой. – По крайней мере, мы живы. Я не сломалась. А ты?

– Нет, выдержала. Даже когда они пытали меня раскаленной кочергой. Надеюсь, кроме нас, никого не взяли. Тогда все остальные в безопасности.

Фургон грохотал, прокладывая себе путь по оживленным ухабистым парижским дорогам. В кузове бронированной военной машины стояла изнуряющая духота.

– Интересно, куда они нас везут, – протянула Дейдра.

– Подозреваю, что в Равенсбрюк.

– Равенсбрюк? Да поможет нам Бог. Ты уверена?

– Почти. Офицер вермахта, который присутствовал на моем допросе, предложил отправить меня туда. И через час я оказалась в этом фургоне.

Повисла долгая, неловкая пауза. Дейдра буравила меня взглядом:

– Ты знала его, Симона?

Я внезапно почувствовала себя разоблаченной. И не только как шпионка, но и как Эйприл – женщина, которая украла личность собственной сестры и жила во лжи со времен Лондонского блица. Я посмотрела Дейдре в глаза и нахмурилась. У меня было дурное предчувствие.

– Почему ты спрашиваешь? Это он тебе сказал?

– Да. Сказал, что знал тебя еще до войны. Что ты встречалась с ним в Берлине – была его любовницей.

Все эти годы я так мастерски скрывала правду – даже в Гранчестер-холле в Англии – и вот оступилась. Я не могла подобрать слов.

– Он сказал, что ты выдала ему всех, – продолжила Дейдра. – И за это он отпустил тебя, поэтому теперь ты в безопасности в каком-то парижском отеле. Еще ты якобы умоляла его помочь и мне тоже, потому что считаешь меня подругой. Обещал отправить меня к тебе, на свободу, если я заговорю.

Я потянулась к ее руке:

– Надеюсь, ты ему не поверила.

– Конечно нет. Иначе меня бы здесь не было. Я знала, что ты не заговоришь. Но даже если бы я в этом сомневалась, под их дудку бы плясать не стала.

– Рада это слышать. – Я запрокинула голову. – Если ты заметила, я не в отеле. Как бы мне этого ни хотелось.

Она продолжала настороженно вглядываться в меня:

– Ты правда любила его, Симона? Когда-то?

По моей щеке скатилась одинокая предательская слезинка, которую я тут же яростно смахнула:

– Да. Но это было до войны. Раньше он был хорошим человеком. Клянусь. По крайней мере, мне так казалось. Возможно, я ошибалась на его счет.

Фургон неожиданно вошел в резкий поворот, и Дейдра покачнулась.

– Может, и не ошибалась. Война меняет людей.

Я вспомнила слова, которые он сказал мне накануне расставания. Все это будет тяжелым грузом лежать на моей совести.

Возможно, он все-таки не выдержал ужасов, которые его заставляли творить, и задушил в себе все то доброе, что не давало ему спать по ночам. Возможно, он навсегда похоронил в душе эти чувства.

Дейдра не сводила с меня глаз. Интересно, понимала ли она, видела ли, как сильно я была опустошена, окончательно его потеряв.

– Никудышная из меня вышла шпионка, – наконец сказала я.

– Нет. Ты не сломалась. Это главное.

Весь следующий час мы делились друг с другом ужасами, которые нам довелось пережить на допросах. Остальные женщины тоже включились в разговор и рассказали, через что им пришлось пройти.

Наконец Дейдра, закрыв глаза, положила голову мне на плечо.

– Я рада, что выбралась оттуда, – промолвила она тихо, обращаясь только ко мне. – Но это еще не все. Ты представляешь, что делают в концлагерях со шпионами? Я вот об этом наслышана.

Я с трудом сглотнула:

– Я тоже. Но лучше не будем об этом думать. Мы живы – и это сейчас главное. Союзная армия на подходе. Давай надеяться, что они успеют.