– У него не было выбора, – ответила Эйприл и тоже села. – Его призвали. – Повисла долгая пауза. – Ты расскажешь Теодору?
Вивиан, застонав, откинула голову назад:
– Не знаю. Я не хотела бы что-то от него скрывать. Мы никогда не лгали друг другу. Но я не могу сказать, как он поступит. Все-таки он работает в министерстве.
– Думаешь, он донесет на меня?
– Если честно, я не знаю.
Эйприл посмотрела на Вивиан:
– Тогда не говори ему. Пожалуйста. Давай сделаем так, как ты сказала. Притворимся, будто этого разговора не было. Не заставляй меня сжигать эти фотографии – в потайном ящике их никто не найдет. Я больше ни слова не скажу о Людвиге. Никогда. Никому.
Вивиан накрыла лоб ладонью:
– Но если ты вдруг нечаянно проговоришься и Теодор узнает, что я скрывала это от него…
– Не узнает, – настаивала Эйприл. – Клянусь, я заберу эту тайну с собой в могилу. Сюда-то я добралась. Прошла десятки немецких контрольно-пропускных пунктов – в одиночку, без Людвига. Я рассказала тебе о нем только потому, что ты моя сестра и мы всегда все говорим друг другу, и я знаю, что ты никогда меня не предашь. Верю, ты чувствуешь то же самое по отношению ко мне. Надеюсь, ты знаешь, что можешь полностью мне доверять.
Вивиан выдержала ее взгляд:
– Это будет нелегко. Теодор знает, что ты сбежала в Германию с мужчиной, которого встретила в Бордо. Анжелика рассказала мне об этом, помнишь?
– Я могу сказать, будто мы быстро разошлись, – ответила она почти в отчаянии, – и будто я осталась в Германии только потому, что была популярна в местном клубе – это чистая правда. Я пела в одном из самых модных клубов Берлина – была там примадонной. Меня туда Людвиг устроил. – Она горделиво улыбнулась. – У него столько связей!
Вивиан усмехнулась:
– Вот видишь? Такая мелочь – и ты снова думаешь о нем.
– Лишь потому, что я разговариваю с тобой – с единственным человеком в мире, с которым я могу быть собой.
Вивиан задыхалась под лавиной сомнений и страхов:
– Ты же знаешь – тайное всегда становится явным.
– Не всегда, – заспорила Эйприл. – Люди говорят так лишь потому, что знают о случаях, когда правда всплывала. Но сколько секретов так и не увидели свет? О которых не знает никто? Ну и нам не придется хранить эту тайну до смерти. Только до конца войны. В Берлине говорят, что к Рождеству она закончится.
Вивиан покачала головой:
– Ты правда в это веришь?
– Не знаю. – Эйприл отвела взгляд. – В Берлине люди настроены оптимистично – и это, если честно, пугает. Такое ощущение, будто там все только и делают, что аплодируют и размахивают флажками, провожая новенькие блестящие танки. Мне, конечно, было тяжело видеть, как эти танки и солдаты сеют хаос в Париже, в стране, где родилась и выросла наша мама. – Она запнулась.
– И как Людвиг отнесся к тому, что происходит во Франции? – осторожно поинтересовалась Вивиан. Ей хотелось побольше узнать о мужчине, который сумел украсть сердце Эйприл.
Она тяжело вздохнула:
– Он предан своему долгу, и меня это восхищает. Поэтому он и дослужился до старшего лейтенанта. Он отличный командир – умный, знает, как лучше разместить людей и технику по полям, рекам и мостам. Но это не значит, что он согласен со всеми постулатами нацистов. Он просто верен своему долгу – служит в сухопутных войсках. Это вызывает у него противоречивые чувства, но он просто не может подвергать сомнению решения генералов. Он должен выполнять приказы. Когда я говорю, что он хороший человек, – я имею в виду это. Он правда хороший, Вивиан. Поверь мне. Я его знаю. Мне известно, что у него на сердце. Он не такой, как все эти ужасные эсэсовские головорезы, которые убивают людей и разрушают их дома. Он хочет, чтобы эта война поскорее закончилась. Он хочет мира – как и все мы.
Вивиан откинулась на спинку кресла и сложила руки на коленях. Неужели можно было закрывать глаза на темные стороны нацистского режима, выполнять приказы Гитлера – и при этом быть хорошим человеком? Ей оставалось только молиться, чтобы Эйприл оказалась права насчет Людвига, и цепляться за надежду, что в немецкой армии есть достойные люди, которые осознаю́т безумие и жестокость Гитлера. Возможно, ситуация изменилась бы, если бы таких людей было побольше. Если бы они разочаровались в его планах и подняли восстание.
Но пока об этом можно было только мечтать. Гитлер уже захватил Европу, и скоро он обратит свой взор на Великобританию. Это был лишь вопрос времени.
Глава 13
Вивиан не могла оставаться в доме. Она оставила Эйприл в комнате, чтобы та передохнула с дороги, и ушла. А миссис Хансен сказала, будто так рада возвращению сестры, что просто не может усидеть на месте. Короткая прогулка перед ужином будет как нельзя кстати – вот она и решила пройтись до Трафальгарской площади.
Разумеется, это не было правдой. Из дома ее выгнало не счастье. Она не находила себе места из-за хаоса в душе – мутной, путаной смеси гнева, страха и благодарности.
Конечно, она была рада, что Эйприл снова дома – живая и невредимая. Возвращение сестры затмевало многое – но не все. Потому что теперь Вивиан стояла перед трудным выбором.