Потом она рассказала мне о своей жизни после войны. Много лет она работала учительницей в школе французского языка в Лондоне, но бросила преподавание, когда вышла замуж за эмигрировавшего из Канады владельца строительной компании – после войны это был весьма прибыльный бизнес.
Они с мужем прожили счастливую жизнь и вырастили троих детей. Альберт был старшим. Ее дочери жили за городом, но часто приезжали в гости.
Я показала ей фотографии бабушки и папы – она искренне улыбалась, разглядывая их. Примерно через час я заметила, что Дафна начинает уставать – она отвечала на вопросы все с большим трудом.
Наконец Люсинда подошла и положила руку ей на плечо:
– Может, ты приляжешь, Дафна?
– Да, хорошо бы, – ответила она.
Внезапно я осознала, что так и не спросила ее о своем дедушке, но мне показалось неуместным совать ей под нос фотографии немецкого нациста, который пытал ее в штаб-квартире гестапо много лет назад. Не хотелось портить нашу встречу столь мрачной и неприглядной темой. Поэтому я решила не доставать фотографии из сумочки и, поцеловав Дафну в щеку, позволила Люсинде увезти ее из комнаты.
– Мне, наверное, пора, – сказала я, поднимаясь, когда Люсинда вернулась в гостиную. – Даже не знаю, как вас отблагодарить за то, что вы помогли мне встретиться с Дафной. Это много значит для меня.
– Для нас тоже, – ответил Альберт. – Она столько нам рассказывала о вашей бабушке. Они крепко сдружились во Франции. Она всегда жалела, что жизнь их развела.
– Моя бабушка тоже очень жалела об этом.
Они проводили меня до двери. Я уже собиралась уходить, когда Джеффри сказал родителям:
– Мне тоже пора. Завтра позвоню. – Поцеловав мать в щеку, он повернулся ко мне. – На метро поедешь?
– Да. Я остановилась в отеле «Тауэр».
– Значит, мы практически соседи, – сказал он. – Я живу за мостом. Не против, если я пройдусь с тобой?
– Конечно.
Мы вышли из дома и побрели вдоль по улице.
– Ну, Джиллиан… Что ты делаешь там, в Америке? – поинтересовался Джеффри, засовывая руки в карманы.
– Я работаю в некоммерческой организации, которая занимается повышением осведомленности женщин о раке молочной железы. Мы собираем средства на исследования.
– Звучит благородно. Это из-за того, что случилось с твоей мамой? – Я растерялась и не ответила сразу. – Прости, это личное. Не стоило мне спрашивать.
– Все в порядке. И да, именно это привело меня туда. Во время учебы в колледже я много занималась волонтерской работой – так и познакомилась со своей нынешней руководительницей. Когда открылась вакансия, она пригласила меня.
– Приятно, наверное, работать на благое дело.
Мы остановились на перекрестке в ожидании сигнала светофора.
– Приятно. А ты? Чем занимаешься?
– Я агент по недвижимости – вы, американцы, обычно называете нас риелторами. Можно сказать, семейный бизнес.
Я на мгновение задержала на нем взгляд – на его поношенной куртке и кроссовках, на растрепанных волнистых волосах. Он казался полной противоположностью Малкольма, который старательно ухаживал за собой и носил вещи самых дорогих брендов, какие только можно было купить за деньги.
– Что такое? – с усмешкой поинтересовался Джеффри, заметив мой неприлично долгий и пристальный взгляд.
– Извини, – улыбнулась я. – Просто никогда бы не подумала, что ты занимаешься недвижимостью.
– Почему?
– Не знаю. Всегда представляла себе лондонских риелторов элегантными модниками в дизайнерской обуви и узких черных галстуках. А ты скорее напоминаешь Марка Руффало. Если бы не акцент, я бы подумала, что вы братья.
– Акцент? Нет у меня акцента. Это у Марка Руффало акцент.
Я рассмеялась. Мы как раз проходили через турникеты станции Слоун-сквер.
– И вообще, сегодня же суббота, – добавил он. – Кроссовки созданы для суббот. – Мы оба уставились себе под ноги. Я была в «найках», которые купила накануне. – Говорю же!
– С этим трудно поспорить, – рассмеялась я.
Мы спустились по лестнице и вместе с толпой двинулись к платформе восточного направления Кольцевой линии. Мы подоспели как раз к поезду, который примчался, взлохматив мои волосы, и резко затормозил.
– Надо же, сколько здесь сегодня народу, – пробормотал Джеффри, пропуская выходящих пассажиров.
– Может, подождем следующий? – предложила я, не уверенная, сможем ли мы протиснуться в вагон.
– Нет, пошли. Как-нибудь поместимся. – Он пропустил меня и вошел следом. Двери закрылись, и поезд рванулся вперед.
В вагоне было тесно, и мы стояли, покачиваясь, то и дело сталкиваясь и бросая друг на друга извиняющиеся взгляды. Он ухмыльнулся: казалось, его забавляло ехать в переполненном вагоне.
Десять остановок спустя мы прибыли на станцию Тауэр-Хилл. Диктор услужливо напомнил нам, что при выходе нужно соблюдать осторожность.
– Сюда. – Джеффри коснулся моей руки и уверенно повел меня прочь от платформы.
Вскоре мы сбежали с шумной станции и оказались позади Тауэра с его толстыми древними каменными стенами.