Мерцающие

Оба они оказались высоки ростом, в костюмах, при галстуках. Брайтон шире в плечах и с намечавшейся полнотой, скрытой умелым портным. Возраст угадывался с трудом. Ему можно было дать сорок, но по походке я заподозрил, что он моложе. Волосы яркого золотистого оттенка он носил коротко подстриженными. Второй – Боаз, такого же роста, но без лишнего веса. У этого прическа была чуть длиннее и с серебряной сединой, хотя лицо гладкое, без морщин. Впечатляющая пара – я заметил, что другие посетители на них посматривают. В прошлой жизни они могли быть топ-моделями – если случается, что модели похожи на адвокатов, и если вы большой поклонник адвокатов.

Хозяйка провела нас к дальнему столику. Я-то думал, что ужин в ресторане – подачка от нашего начальства, плата за вынужденную командировку. Но при виде этих двоих засомневался.

– Джентльмены… – Брайтон нас представил. Рукопожатия, «спасибо, что к нам присоединились».

– Зовите меня Эрик, – попросил я.

Мы с Забивалой сели напротив этой пары, и через минуту подошла официантка с корзинкой горячего хлеба. Брайтон спросил за всех:

– Какое красное у вас лучшее?

– Есть отличное «Шато Лафит» 1989-го, – ответила она.

– Мне коку, – вставил я.

– Глупости, всего один глоток! Вы же не в завязке, а? – еще шире заулыбался Брайтон.

– Нет, – солгал я, – но…

– Ну, значит, решено.

Для него так и было. Он уже забыл обо мне, улыбкой и кивком отослал официантку – человек, для которого привычка все делать по-своему стала второй натурой.

Я не удивился, обнаружив, что Брайтон говорит за двоих, умело и легко управляет беседой. Златоуст под стать златым власам. Пока мы листали меню, он рассуждал о винах. Боаз помалкивал.

Посреди длинной тирады, посвященной тончайшим оттенкам букета в правильно аэрированном «Ауслезе» 1990 года, Брайтон как будто спохватился и подался к нам, приглашая к разговору.

– Но довольно о вине, – заключил он. – Я хотел еще раз поблагодарить, что вы согласились на столь внезапно назначенную встречу.

– Мы рады, – отозвался я. – Приятно посмотреть город.

– Толпа порою утомительна. Я знаю, у вас был долгий день и время ваше дорого стоит, но мне хотелось встретиться с создателями так заинтересовавшего меня эксперимента.

– Значит, вы читали статью? – спросил Забивала.

– О да. С большим интересом.

– Часто вы читаете научную периодику?

Сочетание выглядело неправдоподобным: знаток вин в костюме от дорогого портного почитывает на досуге «Квантовую механику».

– Признаюсь, не часто, – согласился он. – Я дилетант – не более того. Интересующийся любитель… Но наше предприятие располагает экспертами, которые уведомляют нас об интересных находках.

– А ваша работа чрезвычайно интересна, – подхватил Боаз. Он впервые подал голос: словно песок попал в гладко смазанные колесики речи его партнера. И на меня он взглянул как-то странно, хотя, в чем странность, я не разобрал.

Брайтон продолжал:

– Мне квантовая механика всегда представлялась упрямой теорией. Дойдя до грани, на которой нормальные, разумные теории склонны останавливаться, квантовая механика упорно продолжает свою линию. Это машина предсказаний.

– Как ничто другое, – кивнул я.

В этот момент подошла официантка с бутылкой вина. Она улыбалась, принимая заказы. Брайтон пожелал утку, Боаз – копченую курицу, мы со Забивалой оказались любителями стейков. Я попросил на гарнир салат.

Когда официантка отошла, разговор от квантовой механики вернулся к вину и искусству. Брайтон, несколько лет проживший в Германии и Франции, рассказывал о визите в Берлин.

– В Золингене есть музей – «Deutsches Klingenmuseum», открывающий «перспективы клинков». Я влюбился в эту фразу из буклета: она звучит так, будто у стали есть собственный взгляд на мир. Впрочем, кто бы сомневался, что так и должно быть. Экскурсоводы там уверяют, что по клинку можно судить о создавшем его обществе. Причудливые столовые ножи, или грубые штыки, или мечи-бастарды из вороненой стали. Там есть один меч – «Richtschwert», служивший для обезглавливания. – Брайтон налил себе вина. – У этого клинка была своеобразная точка зрения на мир.

Подали салаты, и Брайтон, наклонившись через стол, налил вина в мой бокал.

– Тост! – предложил он.

Забивала озабоченно нахмурился, когда я поднял свой бокал вместе с остальными.

– За открытие! – провозгласил Брайтон.

– За открытие!

Мы чокнулись. Я поднес бокал к губам. Поймал встревоженный взгляд Забивалы. Я глубоко вдохнул сочный аромат. Я почувствовал, как участился пульс – передо мной встал выбор. Я поставил бокал, не отпив.

Брайтон поймал мой взгляд поверх бокала и, улыбнувшись, продолжил тост:

– Чтобы мы каждый день узнавали что-то новое!

Он выпил.

Подали главное блюдо: мясо на круглых подносах скворчало и исходило паром.

Посреди трапезы Брайтон снова переключил передачу.

– Итак, расскажите об эксперименте, который свел нас здесь.

Наконец-то всплыла настоящая причина этой встречи.

– Опыт имел целью установить условия коллапса волны… – начал Забивала.

Я жевал стейк и предоставил ему вести рассказ. Он подробно описал установку, поведал о лягушках и щенке.