Мерлин

И мне было мало!

Полуденное марево висело над полем. Все так тихо... тихо... толь­ко вороны уже слетелись клевать мертвым глаза. И я понял жуткую правду войны: любой человек, друг или враг, становится добычей стервятников.

Я видел, как смерть шла среди поваленных трупов, потирала ко­стяные руки и скалилась беззубыми челюстями, глядя на мои замеча­тельные свершения. И она приветствовала меня:

Спасибо, Мирддин. Какая прекрасная жатва! Ты угодил мне, сын мой.

Я не мог сдержать ужаса. Мгла застлала мои глаза, голоса мерт­вых заполнили уши пронзительными укорами. Окровавленная земля насмехалась надо мной, солнце и небо улюлюкали. Ветер заходился от хохота. Я бежал с поля, чтобы укрыться в черном сердце Калид- донского леса. В безымянные горы, к скалистым кручам, на этот го­лый уступ к пещере и роднику.

И здесь, Аннвас, здесь все королевство Мирддина Дикого. Здесь я жил, и здесь буду жить дальше.

О смерть, почему ты вместе со всеми не забрала и меня?

ГЛАВА 13

Я поднял глаза и взглянул на укрытые мглой долины. Дождь пе­рестал, звезды сияли ярко. Пахло вереском и сосновой хвоей, из леса у подножия склона коротко взвыл, выходя на охоту, волк.

У моих ног волчица навострила уши, золотые глаза блеснули во тьме, но она не двинулась с места. Костерок, который развел Аннвас, еще горел, похлебка булькала в котелке, лепешки пеклись. Сам гость смотрел на меня печально и ясно.

— Ты ненавидишь меня, Аннвас? — спросил я под тихий треск ко­стерка. — Теперь, когда ты знаешь, что я совершил, — ты меня прези­раешь?

Вместо ответа он взял котелок, наполнил миску и протянул ее мне.

— Я не могу ненавидеть, — сказал он мягко, — и сейчас не время судить. — Он разломил горячий хлебец и протянул мне половину. — Сейчас мы поедим, и тебе станет лучше.

Мы ели в молчании. Похлебка была вкусной, и мне действительно полегчало. Огонь согревал, от еды — как давно я не ел мяса? — нака­тила сонливость. Я подобрал коркой остатки варева, отставил миску и завернулся в плащ.

— А теперь спи, Мирддин, — сказал Аннвас. — Спи спокойно.

Показалось, что прошло только мгновение, но, когда я раскрыл глаза, солнце уже озарило вершины гор, и с неба золотым дождем сы­палась песнь жаворонка. Аннвас снова разжег костер и принес мне во­ды в горшке.

— Значит, ты еще здесь, — заметил я, переливая воду в свою плошку и поднося ее к губам.

— Да, — кивнул он.

— Я не пойду с тобой, — были мои следующие слова.

— Тебе решать, Мирддин.

— Тогда ты напрасно теряешь время. Я не уйду отсюда.

— Ты уже говорил. Но я здесь не затем, чтобы увести тебя вниз.

Чего же ему от меня надо?

— Тогда зачем ты здесь?

— Чтобы спасти тебя, Мирддин.

— От чего бы это?

— Твой труд не закончен,— отвечал он. — В мире людей события по-прежнему несутся стремительно, и Тьма поглотила почти все. Она достигла даже этих берегов. Да, Великая Тьма, которой страшатся люди, уже здесь, она закрепилась на Острове Могущественного.

Я смотрел на него в упор; слова эти всколыхнули меня сильнее, чем мне хотелось.

— И при чем здесь, по-твоему, я?

— Я просто рассказал, как обстоят дела. — Аннвас протянул мне половину испеченного вчера хлебца. — А что делать, это решать тебе.

— Кто ты, Аннвас Адениаок? Почему ты пришел ко мне?

Он мягко улыбнулся.

— Я уже отвечал на этот вопрос. Я твой друг. — С этими словами он встал и шагнул к выходу из пещеры. — А теперь идем со мной.

— Куда? — недоверчиво спросил я.

— Внизу в лощине есть ручей... Надо пойти туда.

Больше он ничего не добавил, просто повернулся и пошел по тропе вниз. Я некоторое время смотрел ему в спину, решил не идти, но он остановился, обернулся и позвал меня. Я встал и пошел.

Ручей был неширок, но от вчерашнего дождя уровень поднялся, и в ямах у камней собралась вода. К одной из таких ям и вел меня Аннвас.

— Сними плащ, — велел он, заходя в воду, — и одежду.

То, что он великодушно назвал одеждой, было не более чем повяз­кой, кое-как прикрывавшей мои чресла. Она спйла, стоило ее тронуть.

— Я уже крещен.

— Знаю. — Аннвас протянул мне руку. — Я просто хочу омыть те­бя.

— Я сам могу помыться. — Ия сделал шаг назад.

— Знаю, знаю. Но позволь мне на этот раз.

Я шагнул в холодную воду. Кожа пошла мурашками, зубы засту­чали. Аннвас взял меня за руку и повернул лицом к себе, потом за­черпнул плошкой воды и вылил мне на голову. Затем вытащил мыло — ׳твердое, желтое, древние кельты варили его целыми глыбами на весь клан, а каждая семья отрезала себе, сколько надо, — и принялся меня мыть.

Намылив руки и грудь, он повернул меня и принялся тереть спину.

— Сядьте, сударь, — приказал Аннвас, и я сел на камень, а он вы­мыл мне ноги, грязные спутанные волосы и бороду.

Все это он делал споро и весело, словно исполнял главное назначе­ние своей жизни. Я не противился, но думал, что это странно: меня, взрослого человека, моет другой взрослый.

Ощущение и впрямь было странное. Мне было приятно, более то­го, я чувствовал, что так должно быть. Так, думал я, восточные им­ператоры вступали на трон.

Но как же хорошо быть чистым. Чистым! Как давно это было?