Мерлин

Он согласился без охоты, но мне не показалось, что он расстроен. Тем не менее наутро с первыми петухами Пеллеас стоял у моих две­рей и с нетерпением ждал, куда качнется его судьба. Отделаться от него было невозможно, и я обещал пойти к Белину, как только будет удобно.

Однако случай поговорить с королем наедине представился толь­ко перед самым отъездом. Я посчитал, что без посторонних глаз ско­рее добьюсь успеха, и терпеливо ждал, несмотря на жалобные взгля­ды Пеллеаса.

— Позволь перемолвиться словом, — обратился я к Белину, когда мы выходили из зала. Гвендолау, Барам и остальные уже вышли во двор, а мы немного отстали.

— Да? — неприветливо отозвался Белин.

— Речь пойдет об одном из твоих слуг.

Белин остановился и взглянул на меня. Если он и догадался, к че­му я клоню, то не подал виду.

— Что такое, господин мой Мерлин?

— Я недавно стал королем, и своих слуг у меня нет.

— Поэтому ты решил взять моего? — Он холодно улыбнулся и по­тер подбородок. — Ладно, скажи, кто это и, если я смогу без него обойтись, забирай.

— Ты очень щедр, господин, — сказал я.

— Так кто это? — рассеянно спросил Белин, снова направляясь к дверям.

— Пеллеас.

Белин резко повернулся и впился глазами в мое лицо, пытаясь по­нять, что именно мне известно.

— Насколько я понимаю, у него нет определенных обязанностей, — добавил я, чтобы разрядить молчание.

— Нет... определенных нет. — Он лихорадочно соображал, взвеши­вая возможные последствия. — Пеллеас... ты говорил с ним об этом?

— Да, в двух словах. Я не очень распространялся, решив прежде посоветоваться с тобой.

— Разумно. — Он снова отвернулся, и я решил, что разговор окон­чен. Однако он продолжал. — И что Пеллеас? Как, по-твоему, он со­гласен?

— Думаю, что сумею его уговорить.

— Тогда забирай. — Белин шагнул к дверям и замялся на пороге, словно передумал.

— Спасибо, — сказал я. — Обещаю, что буду хорошо с ним обра­щаться.

Король только кивнул и пошел прочь. Мне показалось, что он вздохнул свободнее. Возможно, такое решение стало для него выхо­дом.

Пеллеас, разумеется, был вне себя от радости.

— Собирай вещи и седлай коня, — сказал я. — Времени в обрез.

— Я оседлал коня, перед тем как идти к тебе.

— Ты очень в себе уверен, не так ли?

— Я верил в тебя, господин, — весело отвечал он и побежал за по­житками.

Если я думал, что на этом все треволнения закончились, то оши­бался. Не успел Пеллеас убежать, как я почувствовал на себе чей-то взгляд. Я обернулся и увидел, что зал больше не пуст. В самом его центре стоял кто-то, с головы до ног закутанный в черное.

Моим первым побуждением было бежать, и словно в ответ на мои мысли из-под черного покрывала раздалось:

— Стой!

Закутанная фигура приблизилась. Длинный черный плащ и высо­кие сапоги украшала причудливая вышивка черной и золотой нитью, черные перчатки закрывали руки почти до локтя, голову венчал кол­пак с полупрозрачным черным покрывалом, совершенно скрывавшим лицом.

Странная фигура остановилась подле меня, и мне показалось, что каменный пол проваливается под ногами, течет, как жидкая глина. Я схватился рукой за косяк.

Глаза из-под черного покрывала внимательно изучали мое лицо — я различал их блеск.

— Мы встречались раньше? — Жуткая фигура заговорила неожи­данно вкрадчивым голосом. Женским голосом.

— Нет, госпожа, я бы непременно запомнил нашу прошлую ветре- чу.

— Тем не менее полагаю, что мы друг другу известны.

Разумеется, она была права, потому что я прекрасно знал, с кем разговариваю. Не догадайся я сам, мне подсказал бы страх.

— Моргана, — имя само вырвалось у меня.

— Приятная встреча, Мерлин, — любезно отвечала она.

При звуке моего имени я испытал приятный чувственный трепет, словно человек, поддавшийся запретному удовольствию. О, она вла-

дела многими силами и знала, какую когда применить. В этот миг я и впрямь испытывал к ней влечение.

— Как поживает моя дражайшая сестрица? — спросила она, при­ближаясь на полшага и приподнимая покрывало. Теперь мы стояли лицом к лицу.

Моргана была прекрасна и очень напоминала Хариту, однако я меньше всего думал в тот миг о матери. Я впился глазами в совершен­ную с виду и неотразимую красоту.

Говорю "с виду", потому что не убежден, что тут обошлось без на­важдения. Разумеется, дочь Дивного Народа, она обладала ьрирод- ным изяществом своего племени. Но этого мало. Моргана была пре­красна, как неземное видение: безупречное, безукоризненное совер­шенство черт.

Ее волосы лучились, как золотая нить, светлая и мерцающая; гла­за, большие и блестящие, сверкали зеленым, словно два изумруда, из- под длинных золотистых ресниц и ровных, плавно изогнутых бровей, молочная белизна кожи оттеняла кровавую алость губ. Зубы были ровные и красивые, как жемчуг.