Мерлин

— А я разве сказал, давно? Да будь я пиктом! Еще прошлым ле­том были полны-полнехоньки, да и начальства толклось, словно со­бак нерезаных. А теперь...

— Что стряслось? — спросил я.

Он оглядел меня, мою одежду — полагаю, за спиной он сложил пальцы от сглаза, — но отвечал напрямик:

— Ушли, все ушли. Разве я не это говорю? Все ушли.

— Куда? — спросил я.

Хозяин нахмурился и закрыл рот, но не успел я задать еще вопрос, как вмешался Гвендолау:

— Я слыхал, каерлигальское вино особенно хорошо в дождливую ночь. Ты, небось, и не наливал его с тех пор, как простился с легионе­рами?

— Вино? Где ж мне достать вина? — Он закатил глаза. — Ноу ме­ня есть такое пиво, что вы про вино и думать забудете.

— Так тащи! — вскричал Гвендолау. Хозяин побежал за пивом, а Гвендолау сказал мне: — Не стоит задавать слишком прямых вопро­сов. Мы, северяне, предпочитаем лучше узнать собеседника, прежде чем выкладывать все без утайки.

Появился хозяин с тремя кружками темного пенистого пива. Гвендолау одним глотком осушил полкружки, утер рот ладонью, причмокнул губами и сказал:

— А-ах, ну и пиво! Сам Гофаннон задохнулся бы от зависти. Реше­но, ночуем у тебя, если ты согласен.

Хозяин расплылся в улыбке.

— А куда вам еще податься? Да и у меня других постояльцев нет, так что мой дом — ваш дом. Кровати небольшие, но сухие. Меня 30- вут Каракат.

Барам опустил пустую кружку на стол.

— Хорошее пиво, — сказал он и вернулся на свое место у очага.

— Сухие! — воскликнул Гвендолау. — Слыхал, Мирддин Вильт? Сегодня ночуем в сухости.

— В долгой дороге забывается прелесть домашнего ночлега, — за­метил хозяин. — Так мне по крайней мере говорили.

— Отнюдь, — отвечал Гвендолау. — Мы в пути семь ночей и семь дней, и все мои мысли — о миске горячей похлебки и теплом месте у очага.

Каракат подмигнул и сказал доверительно:

— Женщин у меня нет, но если вы пожелаете...

— Спасибо, — отвечал Гвендолау, — но сегодня я устал как соба­ка, и женщинам мало будет от меня радости. Мы в седле с первых лу­чей солнца.

Хозяин выразил сочувствие.

— Время для путешествий неподходящее. Я сам, если бы тронулся в путь, то лишь по великой нужде.

“Тебя и впрямь нелегко было бы оторвать от пивной бочки”, — по­думал я. Вслух же сказал:

— Мы не по своей охоте. Надо думать, легионеры тоже уходили без радости.

Хозяин хитро подмигнул.

— Верно сказано. Уж сколько слез было пролито! Улицы затопи­ло слезами — женщины провожали мужей и возлюбленных.

— Жалко оставлять друзей и близких, —_f заметил Гвендолау, — но, думаю, они скоро вернутся. Они всегда возвращаются.

— Только не в этот раз. — Хозяин печально покачал головой. — Нет. Это все император...

— У Грациана своих дел невпроворот, так что... — начал Гвендо- лау.

— Я разве сказал "Грациан"? Или "Валентиниан"? — фыркнул Ка- ракат. — Я знаю одного императора — Магна Максима!

— Максима! — Гвендолау выпрямился от изумления.

— Его самого, — улыбнулся хозяин, гордый своей осведомленное- тью. — В прошлом году об эту же пору он объявил себя императором. Теперь, клянусь Цезарем, нас перестанут ущемлять. Давно пора было.

Так вот о чем рассказывали мне голоса! При поддержке верных легионов Максим провозгласил себя императором Западной Римской империи и забрал с севера войска. Причина может быть только одна — он должен высадиться в Галлии, чтобы разбить Грациана. Иначе ему не удержаться.

Мне стало жутко. Легионы ушли...

— Вот увидишь, они вернутся, — повторил Гвендолау.

Хозяин фыркнул и пожал плечами.

— Да хоть бы вовсе не возвращались, лишь бы пикты нас не трога­ли. Мы такие стены не для собственной прихоти завели.

Раскатистый храп Барама положил конец разговору.

— Я вас накормлю, судари, чтобы вы могли идти спать, — сказал Каракат, торопливо направляясь в кухню.

— Еда и сон. — Гвендолау счастливо зевнул.

— В дождливую ночь нет ничего лучше. Похоже, Барам не стал нас дожидаться.

Мы ели замечательно вкусную говяжью ляжку. Я три года не про­бовал говядины и почти забыл вкус хорошо прожаренного мяса. Кро­ме того, Каракат принес репу, сыр, хлеб и еще темного пива из своего погреба. После еды сразу потянуло в сон — нас проводили к чистым соломенным лежанкам, мы расстелили на них плащи, устроились по­удобнее и крепко проспали до утра.

Проснулись мы с птицами и увидели, что кони уже оседланы. Радушный хозяин дал нам в дорогу ржаных хлебцев и проводил в путь, заручившись обещанием останавливаться только у него, если будем в Каерлигале.

— Помните Караката! — кричал он вслед. — Лучший постоялый двор во всей Британии! Помните меня!

Утро на удивление выдалось без дождя. Барам первым выехал в ворота, я пристроился сзади. Кроме нас Каерлигал покидали другие путники — купец и его слуги, и Гвендолау подъехал к ним обменяться новостями. Я грыз хлеб и обдумывал услышанное вчера.

Итак, Максим провозгласил себя императором (или его провозгла­сили легионы) и теперь забрал свое войско в Галлию — забрал наше войско в Галлию. Популярное решение, судя по всему. Вот и Каракат его одобряет. Оно будет по душе многим, кто считает, что наши пода­ти уходят неведомо на что. Да, популярное. Но губительное.