— Я не пью вина, — холодно отвечал он. — Нам на Оркадах эта роскошь не по карману, и я еще не вошел во вкус южных пороков.
— Меда? — спросил я. — Уверен, хозяин найдет и его.
— Пива, — ответил он, беспомощно разводя руками. — Как видишь, я люблю простые радости.
За шутливым нажимом на эти слова угадывался волчий аппетит, и мне подумалось о немыслимых извращениях. Однако он улыбнулся, как будто гордился сказанным. Да, вот настоящий сын своей матери. Я подавил порыв выбежать из комнаты. Надо узнать, что его сюда привело, и ради этого придется терпеть.
Я жестом показал Пеллеасу (он застыл рядом со мной, словно телохранитель) принести пива. Лот махнул одному из своих людей, и тот бесшумно вышел за Пеллеасом.
Я решил не затягивать бессмысленный разговор.
— Зачем ты пришел? — спросил я.
Прямота моя его позабавила.
— А ведь еще и пиво не разлили, — добродушно укорил он. — Что ж, братец, коли ты спросил, я отвечу. У меня была лишь одна причина покинуть благословенные пределы моего солнечного королевства. Без сомнения, ты можешь ее угадать.
— Остальные здесь для того, чтобы добиваться верховной власти, но я не думаю, чтобы ты надеялся получить ее для себя.
— По-твоему, я недостоин?
— По-моему, ты никому не известен.
— Своим тактом ты славишься на всю страну. — Лот отбросил голову назад и рассмеялся.
Вошел Пеллеас с чашами. Гостевую он предложил Лоту; тот взял ее, плеснул через край несколько капель богу домашнего очага, потом жадно и с явным удовольствием отпил.
Затем он передал чашу старшему из своих людей, утер пальцами рот и обратил на меня жгучий взгляд.
— Матушка предупреждала, что с тобой будет трудно. Я гадал, не утратил ли ты вкус к драке.
— Ты не ответил на мой вопрос.
Он пожал плечами.
— Всю жизнь я слышу про Лондон. И вот мне вздумалось прокатиться по морю, и я сказал приближенным: "Давайте-ка съездим и сами посмотрим на это диво. Если понравится, может, там и останемся". Вообрази же мое изумление, когда я приезжаю и узнаю, что здесь выбирают короля.
Несмотря на насмешливый тон, я различил в его ответе крупицу истины: отплывая с Оркад, он не знал о выборах. Он прибыл сюда совсем с иной целью, о совете же узнал по пути или, как говорит, только в Лондоне. И все же я заметил, что мой вопрос так и не получил ответа.
Я отхлебнул из чаши и передал ее дальше.
— И, раз уж ты здесь, что ты намерен делать?
— Если я не сильно ошибаюсь, это зависит от того, как со мной обойдутся.
— Со мной обычно обходятся так же, как я обхожусь с другими.
— Ах, для некоторых из нас все не так просто, дорогой братец. А жаль. — Он горестно хмыкнул. — Знал бы ты, сколько несправедливостей терпим мы, обычные смертные.
Пытался ли он меня задеть? Мне казалось, что да, хотя причин для этого я не видел.
— Неужто жизнь настолько тягостна для тебя? — спросил я, не ожидая никакой особой реакции. Однако Лота перекосило, словно я коснулся свежей и очень болезненной раны. Глаза его сузились, улыбка сделалась напряженной.
— Тягостна — не то слово, которое выбрал бы я, — сухо ответил он. — Где чаша? — Он выхватил ее у одного из своих людей и допил одним глотком. — Уже пуста? Тогда нам пора уходить. — С этими словами он направился к выходу.
В дверях он помедлил и сказал:
— Знаешь, Мирддин, я надеялся, наша первая встреча будет иной.
Он резко повернулся и двинулся прочь.
Когда хочу, я могу сказать так, что меня почти невозможно будет ослушаться. Таким голосом я и крикнул ему вслед: "Не уходи!". Лот замер в дверях, потом медленно повернулся, словно ожидая увидеть у горла меч.
Эта неуверенность многое в нем объяснила. Он неопытный мальчишка, смело изображающий короля. Я сразу проникся к нему сочувствием.
Его серо-голубые глаза взглянули в мои, ища привычный обман, но не нашли.
— Как ты хочешь, чтоб мы расстались? — спросил он осторожно, испытующе.
— Друзьями.
— У меня здесь нет друзей. — Он ответил, не думая, но я понял, что он действительно так считает.
— Можешь остаться при своем мнении, — сказал я, — или принять мою дружбу и убедиться в своей неправоте.
— Я редко бываю неправ, Эмрис. Прощай.
Его люди вышли вслед за ним. По улице застучали копыта и веко- ре затихли в отдалении.
Пеллеас закрыл дверь и повернулся ко мне.
— Опасный человек, господин мой Мирддин. Тем более опасный, что сам не знает, как себя вести.
Я знал, что Пеллеас прекрасно разбирается в людях.
— Не знает, как себя вести, верно. Однако не думаю, чтобы он желал мне зла. Быть может, он сам не знает, чего хочет.
Мой товарищ медленно покачал головой.
— Человека, который не знает своего сердца, лучше поостеречься. Держись от него подальше, господин мой. — И он произнес вслух то, что тревожило и меня: — Кто знает, насколько Моргана его искалечила?
Если встреча с Лотом меня смутила, то обед с Игерной, напротив, прошел чудесно. Она надела лучший наряд и в мерцающем золотом свете сотни свечей — свете, который, чудилось, излучает она сама, — казалась еще краше, чем прежде.
Она поцеловала меня, когда я вошел в комнату, где уже стоял стол, и, взявши за руки, отвела к креслу.