Мерлин

— Если б я считал иначе, то не стал бы тебе и предлагать. К тому же хорошо бы узнать, как обстоят дела в Ллионессе.

— Тогда я поеду, — решительно отвечал он и, повернувшись с ви­дом человека, готового встретить свою судьбу, спустился со стены и пересек двор. Вскоре он уже скакал по дамбе; я провожал его взгля­дом, покуда дорога не свернула за холм.

Сам я много времени проводил с матерью. Мы разговаривали, сра­жались в шахматы, я играл на арфе и пел. Приятно было просто поси­деть вместе у очага, вдыхая запах дуба и вяза, закутавшись в шерстя­ные плащи, и слушать, как дождь стучит по мощеному двору и тихо потрескивает огонь.

Харита рассказывала про свою жизнь храмовой танцовщицы в Атлантиде, про бедствие, сгубившее ее родину, про то, как они посели­лись в Инис Аваллахе, про тяготы первых горестных лет. Все это она поведала мне давным-давно, но и сейчас я слушал ее, как в первый раз, и гораздо лучше понимал. Слушать и понимать — в этом, навер­ное, состоит мудрость. Слушая, как мама рассказывает о себе, я мно­гое узнал и увидел в ином свете.

Однажды я спросил про меч — меч Аваллаха, который получил от нее в тот день, когда Мелвис провозгласил меня королем. Пеллеас сказал, что нашел его на поле битвы и отвез в Инис Аваллах вместе с вестью о моем исчезновении в первую же зиму, когда морозы застави­ли его прекратить поиски.

— Хочешь получить его назад? — спросила Харита. — Я его сбе­регла, но ты про него не спросил, и я подумала... Но, конечно, я его те­бе принесу.

— Нет, не надо, я просто спросил. Когда-то я сказал тебе, что этот меч предназначен не мне. Какое-то время я им владел, но, полагаю, ему суждено принадлежать другому.

— Он твой. Вручишь его, кому захочешь.

Я многое отдал бы, чтобы погостить у Аваллаха подольше, но при­шла пора собираться Время пролетело мгновенно. Аврелий разослал обещанных гонцов с призывом явиться на коронацию. Спустя несколь­ко дней мы тронулись в путь.

Морозным утром мы сели на коней и взяли путь к Лондону. Аврелий был весел и с нетерпением ожидал коронации. Он впитал Давидовы наставления и обратился ко Христу. Молодой король ре­шил принять святое крещение сразу по вступлении на престол, дабы подать пример своим подданным.

Утер не любил церковь, почему — не знаю: он никогда и никому не поверял своих сомнений. Он уважал таких людей, как Давид, призна­вал пользу, которую приносит их жизнь и учение, соглашался даже с источником их праведности, но так и не смог принять истину, которую они несут. Однако, как я говорил, Утер любил брата и потому терпи­мо отнесся к его выбору.

На Стеклянном острове Утер хоть и отдыхал, но чувствовал себя пленником. День отъезда стал для него днем освобождения. Он пер­вым вскочил в седло и нетерпеливо встряхивал поводьями, покуда мы обменивались последними словами расставания.

— Молись за меня, мама, — прошептал я, обнимая Хариту.

— Молитвы мои никогда не иссякнут, как и моя любовь. Езжай с миром, соколик.

Итак, закутавшись в меховые плащи (было очень холодно), мы двинулись по извилистой дороге к дамбе и через замерзшие болота к заснеженным холмам. Морозный воздух румянил щеки и возбуждал голод. Мы быстро неслись по промерзшей земле, проводя в дороге всю светлую часть дня и останавливаясь только с наступлением тем­ноты. Ночи мы проводили у очага в доме местного вождя или старей­шины, слушая, как завывают во тьме голодные волки.

Край, через который мы ехали, лежал молчаливый и спокойный. В Лондон мы приехали на день раньше, чем собирались. На этот раз Аврелий не пошел во дворец к правителю, а прямиком направился в собор. Урбан принял нас радушно и разместил в нижнем этаже небога­того, но просторного дома, прилегающего к церковному зданию.

Покуда мы грелись у жаровни и попивали горячее, приправленное травами вино, он рассказал, как украсит собор к предстоящему тор­жеству. Его радовало, что коронация пройдет под священными свода­ми, однако он не мог скрыть удивления: "Я так и не понимаю, почему вы решили устроить церемонию здесь".

— Я христианин, — объяснил Аврелий. — Куда ж мне еще идти? Правитель Мел ат мне не указ, и я не хочу принимать венец из его рук. Иисус мой Господь, и я вступлю на престол пред Его очами. А корону приму из рук Его истинного служителя, епископа Давида.

Все было задумано давным-давно, но я не мог сдержать волнения, слыша эти слова от самого Аврелия. Только такой король^меет соз­дать Царство Лета. У Аврелия есть сила и милость, есть вера. Он смо­жет править этим земным островом, и Британия расцветет, как луг в летнюю пору.

Хотя все вокруг лежало скованное зимой, я видел, как летний по­кров окутывает землю одеянием новобрачной. И сердце мое ликова­ло.

Великий Свет, пусть прозрение мое окажется ложным! Дай Аврелию дожить и свершить намеченное!

На следующий день в Лондон прибыли первые короли: Коледак и Моркант, которым было недалеко ехать. Они явились со своими при­ближенными и советниками, небольшими дружинами и, к моему удивлению, с женами и детьми. На следующий день подоспели Дунаут и Теодриг, за ними — Кустеннин и Кередигаун. Пришлось поломать