Меридон

Тьма длилась долго. Потом где-то вдали запела малиновка, и я поняла, что сейчас зима. Запахло цветами, а не привычным застарелым потом. Не было слышно хриплого скрежета при дыхании, я могла дышать. Чувствовала, как благословенный воздух вливается в мое тело и покидает его без усилий. Я подняла подбородок, совсем чуть-чуть. Подушка под моей шеей была прохладна, простыни лежали гладко. Боли не было, напряженные натруженные мышцы расслабились, горло разжалось.

Худшее было позади.

Я поняла это раньше всех.

Я проснулась в сером утреннем свете и увидела сиделку, дремавшую перед угольями в камине. Только когда Эмили пришла развести огонь, разбудить сиделку и отпустить ее на день, на меня кто-то взглянул. Когда я открыла глаза, надо мной оказалось лицо Эмили, и я увидела, как ее глаза расширились.

– Чтоб меня черти взяли, – сказала она.

Потом метнулась к старухе, лениво сидевшей у огня, и потянула ее за руку.

– Проснись! Проснись! Старая ты кадушка! – крикнула она. – Проснись и погляди на мисс Сару. У нее вышло, вот как! Она больше не потеет, она не горячая! Лихорадка переломилась, и она поправится, ведь так?

Сиделка поднялась и нетвердой походкой направилась ко мне. Ее уродливое, похожее на землянику, лицо даже не дрогнуло.

– Слышите меня, милочка? – спросила она.

– Да, – ответила я.

Голос у меня был тонкий, но наконец-то ясный.

Она кивнула.

– Миновало, – сказала она Эмили. – Иди-ка ты принеси ей чего подкрепиться из кухни. Да и мне съестное не помешает.

Эмили помчалась к двери, и я услышала, как стучат по лестнице ее башмаки. Толстая старуха взглянула на меня, что-то прикидывая.

– Вы хоть помните, что вас оженили? – грубо спросила она.

Я утвердительно прикрыла веки.

– Он спал, открыв дверь к вам в комнату, и все дела, – сказала она. – Все чин чином. Вы так и хотели?

Я снова прикрыла глаза.

Будь она проклята за свое любопытство.

Мне не хотелось думать ни о Перри, ни о леди Кларе, ни о докторе, которому пообещали дом на моей земле, ни о священнике, который обвенчал меня, когда я не могла говорить.

Я хотела лишь слушать, как поет малиновка, смотреть на бегущие по белому зимнему небу облака, и радоваться руке, которая больше не сжималась в кулак и не была липкой от пота, и дыханию, ровному, как легкие волны на спокойном море.

Я выжила в гнилой лихорадке. Я выздоровела. Хотя и была очень слаба.

Неделями я чувствовала себя младенцем, который учится ходить. Прошло несколько дней, прежде чем я смогла сделать что-то, кроме как сесть в постели, и у меня не заболело от усталости все тело. Потом я однажды добралась до кресла возле камина – сама. Чуть позже я велела Эмили помочь мне надеть свободный капот и заставила себя пройтись по коридору до лестницы. Потом мне пришлось позвать ее и сказать, что я слишком слаба и мне нужно помочь вернуться в комнату. Но на следующий день я спустилась по лестнице, а потом осталась внизу и выпила чаю.

Лихорадку одолела не маленькая мисс Сара. Не бледная тень госпожи из знатных поборола болезнь. Не маленькая мисс Сара приказывала сквозь зубы Эмили, чтобы та, черт ее побери, подала ей руку и помогла идти, когда ее ноги превращались в студень.

То была прежняя сила Меридон – драчливой, бранящейся, крепкой девчонки-роми.

Знатная дама умерла бы!

Нужно было быть крепкой, как плетеный кнут, чтобы пережить такую лихорадку и такую сиделку. Знатная дама на всю жизнь осталась бы инвалидом, выживи она. Но я не хотела отдыхать, я не хотела прилечь днем, когда мне стелили в гостиной. Каждый день я шла дальше, каждый день оставалась на ногах чуть дольше. И однажды, всего через неделю после того, как я впервые прошлась по комнате, я настояла на том, чтобы к парадной двери привели из конюшен Море, и сошла с крыльца, опираясь на руку лакея, и прижалась бледным лицом к его серому носу, вдыхая его славный, честный лошадиный запах.

Этот запах и то, что я увидела его на лондонской улице, помогли мне вернуться в гостиную, чтобы снова отдохнуть и подготовиться к разговору с Перегрином.

Я почти не видела его и леди Клару с тех пор, как поправилась. Леди Клара не бывала дома. Сперва я не могла понять – почему, но потом Эмили позволила себе поделиться сплетнями, ходившими среди слуг. Леди Клара металась по городу, пытаясь удержать крышку над скандалом со своей дочерью, Марией. Пробыв замужем всего несколько месяцев, Мария спуталась с учителем музыки, и если бы леди Кларе не удалось откупиться от него и унять жалобы Марии, а также быстро пресечь слухи, они дошли бы до ушей незадачливого мужа. А Бейзил и так уже подустал от счетов за платья Марии, от ее норова и обид.

Я достаточно хорошо знала леди Клару, чтобы понять, что она спасала Марию не из любви к дочери и не из почтения к священному брачному союзу. Она смертельно боялась, что Бейзил вышвырнет Марию и она вернется домой с учителем музыки в поводу, с погубленной репутацией – дорогостоящий позор семьи.

Леди Клара сама сказала мне об этом, когда мы как-то днем встретились с ней на лестнице.