Мера бытия

Бумажная иконка размером с ладонь была наклеена на фанерную дощечку и сверху покрыта лаком. Варвара Николаевна взяла её из комнаты соседки, когда ту отвезли на кладбище. С тех пор, как Катя ушла на фронт, Варвара Николаевна молилась за двоих детей, а вчера ночью внезапно проснулась от острого приступа тревоги за Катеньку. Она приложила руку к груди, чувствуя, как сердце словно стискивают ледяные пальцы. Почему-то вместо родной комнаты с коптилкой на столе вокруг почудился тёмный лес и ветер, гуляющий по верхушкам деревьев. Чтобы отогнать наваждение, Варвара Николаевна опустилась на колени и до тех пор, пока не пришла пора собираться на работу, просила у Богородицы защитить рабу Божию Екатерину.

…А теперь вот капусту принесли с блокадного огорода. Сложив пальцы ковшичком, Варвара Николаевна погладила кочан, как голову ребёнка. Вечером надо будет наквасить ведро капусты, а то Серёжа с Катей вернутся с фронта, а у неё в доме хоть шаром покати. А так хоть капусткой похрустят.

Поздно ночью, когда капуста была засолена, Варвара Николаевна выбрала время сесть за машинку и отстучать очередную запись.

«Сегодня в издательстве “Художественная литература” подготовлена к печати новая книга стихов Всеволода Азарова. Она называется: “Ленинграду”.

Я подошла поздравить автора. Азаров сидел торжественно-сияющий. Его, уроженца Одессы, блокада навсегда сделала ленинградцем.

Я не удержалась от вопроса:

— Вы ведь военный корреспондент Балтфлота, везде бываете, много видите, скажите, когда будет прорыв блокады?

Он близоруко вскинул на меня глаза и приложил руку к груди:

— Варвара Николаевна, дорогая, будь моя воля, я прямо сейчас ринулся бы в бой. Я готов фашистам горло зубами перегрызть, но ещё не время. Копим силы.

Зная, что мой Серёжа служит шофёром на Ладоге, Азаров встал и в знак уважения продекламировал отрывок из стихотворения:

Мне на войне не повстречался он,
Хоть знал я многих фронтовых шофёров,
Но хлеб, который автобатальон
Доставил в наш непобедимый город,
Но кровь, что он для раненых привёз,
Хотя по льду хлестала смерть вдогонку,

Но дети, что нам дороги до слёз,
Усаженные в мёрзлую трехтонку,
Так сблизили и породнили нас,
Хоть не встречались ни в гостях, ни дома.
Как будто и меня в войну он спас,
До самой малой чёрточки знакомый…[47]

Я плакала, и милый Азаров плакал вместе со мной.

И ещё одна радость в нашем издательском деле: в киоски “Союзпечати” поступил первый номер возобновлённого в осаждённом городе журнала “Ленинград”.

Подумать только, больше года нас морили голодом, убивали снарядами и бомбами, а мы пишем стихи, издаём журналы и читаем. Жадно, взахлёб читаем.

Нет! Никогда и никто не сможет победить наш народ.

Пока есть на земле хоть одна книга на русском языке — Россия будет жива».

* * *

С первых дней войны сотрудникам ленинградских редакций и издательств пришлось работать в трудных условиях города-фронта. Многие журналисты, редакторы газет и журналов ушли в Красную армию и народное ополчение. В редакции газеты «Балтиец», например, из девяти работников осталось всего два.

Значительно сократился состав редакций и в «Ленинградской правде» и «Смене». В связи с этим Ленинградским обкомом партии для работы в военные и городские газеты были направлены многие видные писатели и поэты: Николай Тихонов, Всеволод Вишневский, Вера Инбер, Александр Прокофьев, Виссарион Саянов, Вера Кетлинская, Евгений Фёдоров и др. Так, во фронтовой газете «На страже Родины» за один только июль 1941 г. тринадцать раз выступал А.Прокофьев, одиннадцать — В.Саянов. Неоднократно печатались там стихи и статьи Н.Тихонова, О.Берггольц, В.Азарова, В.Рождественского и др…[48]

* * *