Мера бытия

В сгоревшем танке удалось отыскать планшет с картой. По ней определили, что если двигаться напрямик, то до Колпино можно дойти дней за десять-пятнадцать, а там свои.

На пути часто встречались минные поля. Они тянулись на целые километры. Иногда немцы вешали таблички с надписями «ахтунг минен». Но чаще о заминировании подсказывали ровные полянки с пластами вывороченной земли там, где кто-то наступил на мину.

Гадая, зайти на хутор попросить хлеба или остеречься, Сергей сунул руку за пазуху и достал яблоко, сорванное в заглохшем саду около старой усадьбы. Он долго бродил среди развалин, надеясь отыскать временный кров для ночлега группы. Но от былого величия барского дома остались только мощный фундамент и несколько яблонь.

Перед тем как откусить, Сергей вдохнул его нежный запах и сразу вспомнил о Кате.

Съесть бы это яблоко вместе, попеременно откусывая кусок за куском. Одно яблоко на двоих — это как признание в любви.

В избе хлопнула дверь. Сергей положил руку на автомат и насторожился. Через двор прошла пожилая женщина с ведром в руке. Невысокого роста, полноватая, в белой косынке, повязанной концами назад. Позвенев ведром в сарае, она ушла, и снова всё стихло. Сергей бесшумно перебежал к стене дома и заглянул в окно. Увидел тесную кухоньку с обширной русской печью, на столе чугунок и миска, по виду с квашеной капустой. Женщина возилась возле печи. Фрицев в доме не наблюдалось, и похоже, что хозяйка была одна.

После секундного колебания Сергей решил рискнуть. Если нет хлеба, то, может, даст варёной картошки. Крадучись тенью, он вошёл в сени и негромко стукнул костяшками пальцев о косяк:

— Хозяйка, можно войти?

Ухват со звоном задел плиту.

Женщина повернула к нему испуганное лицо с полуоткрытым ртом:

— Господи, помилуй!

Её рука легла на сердце, а глаза уставились на автомат на шее.

Показывая миролюбие, Сергей отвёл дуло вниз. Чтобы она совсем успокоилась, он не стал перешагивать через порог, а шёпотом сказал:

— Не бойтесь, я свой, красноармеец. Выбираюсь из окружения. Нет ли у вас хлеба или картошки?

Взгляд хозяйки сменился на такой пронзительно-жалостный, что Сергею показалось, будто она сейчас заплачет.

— Проходи, солдатик, садись, поешь картошечки. Вот и капусточка есть.

Быстрыми движениями хозяйка ставила на стол какие-то тарелочки, мисочки. Достала стопку и плеснула туда толику мутно-красной жидкости из оплетённой бутыли, заткнутой струганной деревяшкой. От запахов пищи и домашнего тепла у Сергея закружилась голова. Руки и ноги отяжелели.

Голод пересилил осторожность, и он сел за стол. Схватил ломоть хлеба, обжёг пальцы о картошку, смотрел, как прозрачно выгибает пласт кислая капуста с мелкими вкраплениями тминных семян. Хотелось съесть всё и сразу. А потом в баню и спать, спать, спать.

Смахнув с табуретки невидимую пыль, хозяйка села напротив и подпёрла щеку ладонью, видно, хотела что-то сказать, потому что несколько раз подавалась вперёд, а потом снова отшатывалась.

Когда за окном промелькнул белый платок, Сергей вскочил:

— Кто там?

— Не обращай внимания, это моя дочка Шурка. Ей десять лет всего. Только и знает, что с кошкой играть. Ты ешь, ешь. — Не вставая с места, она расстелила на столе кусок тряпки и завернула в него буханку хлеба. — Сама пекла третьего дня. Ещё не успел зачерстветь.

Последнюю щепоть хрусткой капусты Сергей проглотил почти не жуя.

— Спасибо вам большое, больше отблагодарить нечем.

Хозяйка смущённо отмахнулась:

— Да нешто я не понимаю. Свои же люди. У меня сынок такой же, воюет где-то. Бери хлебушек.

Она протянула Сергею хлеб, он принял буханку, как ребёнка, пахнущего теплом и уютом:

— Скажите, где мы находимся?

— Село Боровёнки. Тут и речка Мста недалече, только мост взорван. У нас народ на лодках переправляется.

— А немцы?

— Немцы-то? — переспросила хозяйка. В её тон закралась какая-то неприятная интонация, от которой он похолодел. — Немцы тут недалече. Мабудь, на соседнем хуторе, за рощицей. — Сергей вспомнил несколько берёзок сразу за домом. — Но они недавно уехали. Я сама слыхала, как мотоцикл тарахтел.

— Да что ж вы молчали! — вырвалось у Сергея.

Держа руку на спусковом крючке, он ринулся к двери с единственной мыслью как можно быстрее унести ноги. Половик в сенях гармошкой скользнул под сапогами. Сергей стукнулся локтем о стену и распахнул дверь на улицу, внезапно ослепнув и оглохнув.

* * *

Когда солдат выскочил из избы на крыльцо, Шурка удивилась, какой он грязный и ободранный. Вместо формы — отрепья, голова лохматая, на лице щетина, как у одёжной щетки. В одной руке он держал автомат, а другой обнимал буханку хлеба. В задумчивости Шурка подёргала себя за косичку. Наблюдать за продолжением было интересно и страшно.

Немцы, которых она привела, спрятались по обе стороны от двери и один из них, самый толстый, ударил солдата по голове прикладом автомата. Буханка хлеба скатилась по ступенькам, а солдат упал. Тогда второй немец — высокий и тощий, с железным зубом, — ударил солдата сапогом в живот и забрал у него автомат.