Она делала так же — лгала. Потому что так всегда было проще.
— Я позвонил в «Скорую», сопровождал ее в больницу. С тех пор мы вместе.
— А потом вы обратились в клуб анонимных алкоголиков. Вам это помогает?
— Помогает. — Кеннет вздохнул. — Это и еще кое-что, что мы делаем сами. Иногда полезно проявить инициативу, вместо того чтобы ждать у моря погоды. Только так и можно справиться с жизнью — взять дело в свои руки.
— Кажется, я понимаю, что ты имеешь в виду. — На этот раз Мина сказала чистую правду. — А вы местные? Из Стокгольма?
— И да, и нет.
Это был его ответ, и Мина оставила эту тему.
— Сколько тебе осталось? — спросила она вместо этого.
Кеннет вздрогнул, и Мина сразу же прикусила язык. У нее как будто отсутствовал фильтр между мозгом и ртом — то, что имеют все нормальные люди. И это была одна из причин, по которым Мина избегала разговоров на личные темы. Так легко незаметно для себя обидеть человека…
— Откуда ты знаешь? — спросил Кеннет, так же не отрывая взгляда от дороги.
— Я и не знала, пока ты не подтвердил. Это было всего лишь мое преположение. У тебя желтоватые глаза и такой же оттенок кожи. У моего дедушки, который умер от рака печени, было то же самое. У тебя в машине «Нексавар», — Мина показала ногой на пузырек на полу. — Дедушка тоже его покупал.
— Несколько месяцев, если повезет, — ответил Кеннет. — Слишком далеко зашло с метастазами. Я больше не принимаю «Нексавар».
— Мне жаль, — ответила Мина.
Некоторое время они ехали молча.
— Я должен сделать для Яне все, что в моих силах, — сказал вдруг Кеннет. — Это единственное, что мне осталось в жизни — дать Яне все, что ей нужно.
— Хорошо, — сказала Мина.
Она развернулась, опершись ладонями на сиденье. Разговор становился уж слишком личным. Что-то прилипло к ее руке — конфетный фантик. Мина попыталась его стряхнуть, но он словно присосался к ее пальцам. К горлу уже поднималась тошнота. Наконец Мина освободилась от бумажки и посмотрела в окно.
— Ты пропустил поворот. — Она показала рукой назад.
Но Кеннет, вместо того чтобы притормозить, прибавил скорость.
— Ты пропустил поворот. — Мина повернулась к нему и нахмурила брови.
Кеннет не отвечал и только жал на педаль газа. Спидометр показывал почти сто пятьдесят километров в час.
— Что ты делаешь? — Мина выпучила глаза.
Наконец Кеннет повернулся к ней и спокойно ответил:
— Ты должна побывать у меня дома.
И снова сосредоточился на дороге. Мина заерзала на сиденье и достала телефон, который Кеннет выхватил у нее из рук и выбросил в окно, прежде чем она успела отреагировать. В этот момент Мина поняла, что совершила ошибку.
Непростительную ошибку.
Квибилле, 1982 год
Брат влез на диван с ногами и плакал, уткнувшись лицом в колени. Его рубашка и диванная подушка были мокрыми от слез. Слов его Яне почти не разбирала.
— Она залезла в ящик, — всхлипывал он. — Я повесил замок, а потом вспомнил, что забыл взять плащ. Тот, который ты мне сшила. Я побежал в дом. Потом захотел есть. Съел три бутерброда, с ломтиком сыра и половиной ломтика ветчины на каждом, и выпил…
— Меня не интересует, что ты выпил! — не выдержала Яне.
— Ну и пусть! — в тон ей закричал брат. — По радио выступал этот… ну, которого любит мама… И я его слушал. Потом приехали Малла, Йесси и Лотта и позвали меня на пикник. Я взял велосипед и отправился с ними на озеро. Мы купались, а потом все вместе обедали у Йесси.
Яне почувствовала, что ее скоро вырвет. Черт дернул ее сшить ему этот плащ… Не будь его, брат остался бы в хлеву и ничего этого не было бы. Это она во всем виновата. Или нет… «Брось, Яне, — уговаривала она себя, — только не на этот раз».
— И они ни разу так и не поинтересовались, где твоя мама?
— Нет, они спросили, и я вспомнил, что она в хлеву, но мы решили ускользнуть незаметно, чтобы она не заметила.
Чтобы она не заметила… Яне была готова растерзать этих девчонок.
— И когда же ты в следующий раз вспомнил, что она в ящике?
Яне старалась держаться как можно спокойнее. Она села на диван рядом с братом; тот спрятал лицо в коленях.
— Вечером. Когда я должен был уже ложиться.
— Вечером? Но как ты мог снова об этом забыть, как?!
— Я и не забыл. Просто там было так темно и страшно…
Наконец он поднял на нее глаза. Но в его взгляде не было ничего, кроме упрямства.
— И потом, она могла и сама вылезти, — продолжал брат. — Там же есть этот, как его… в общем, я говорил, что фокусники никогда не открывают свои секреты.
— Я тебя ударю.
— Там есть потайная дверь. Мама должна была выбраться через потайную дверь, в этом и состоит секрет фокуса. И я думал, что ее давно нет в ящике. Что она у приятелей или еще где-нибудь… пропалывает одуванчики, например. Я не знал, правда.
Яне сглотнула. В конце концов, брату всего семь лет. И он не такой, как его ровесники, о чем тоже следует помнить. Тем не менее всему есть предел.
— Но почему ты просто не пошел в хлев и не проверил? — спросила она. — Почему не забеспокоился, когда она не вернулась домой?