Мент. Инспектор угрозыска (СИ)

С фотографии на меня глядел довольно приятный на внешность мужчина, не скажешь, что вор, по которому плачет тюрьма. Широкий лоб, умный взгляд, тонкий нос. Ни дать, ни взять — студент.

— Есть в нём нечто такое… байроническое, — внезапно добавил Владимир Матвеевич.

Я пожал плечами.

— Встретимся лицом к лицу, тогда и разберёмся.

Райнер и впрямь подкатил к МУРу на шикарном чёрном авто.

— Надеюсь, не у самого начальника отбил? — сказал я, кивая на отливающий блеском кузов автомобиля.

На языке так и вертелось словечко «тачка», но, используй я его в общении с чекистом, и это уже был бы перебор. И без того уже два раза с жаргонизмами моего времени прокололся. Только третьего не хватало, пусть бог и любит троицу.

— Артузов сказал: нам нужнее, — усмехнулся Борис. — Ехать далеко?

— Далеко, — кивнул я и сообщил адрес.

— Тогда прыгай! Не будем тратить время впустую, — велел он.

Вид у Райнера был какой-то взбудораженный, чувствовалось, как ему невмоготу, как его бьёт нервная горячка, как он норовит соскочить с сиденья и пуститься бежать по улице впереди автомобиля.

— Ты чего такой дёрганный? — спросил я.

— Да Томин, сука, раскололся, — со злость ответил Райнер. — Сразу на допросе поплыл. Всё было, как ты сказал. Услышал от Гаврилова про монеты, сложил два плюс два, и решил их заграбастать. Томина к расследованию в Гохране привлекали, так что он знаний всяких там нахватался, что к чему понимал. Гаврилов его заподозрил, за что и пострадал. Одно радует — этот скот хоть и радел о своём кошельке, на мировую контру не работал. Ума хватило. И к пропаже Лавровой он никакого отношения, как догадываешься, не имеет.

— Поэтому ты так загорелся, когда я тебе про Корня сказал, — понимающе протянул я.

— Артузов сказал — не найду её, выгонит из ГПУ! Я, конечно, понимаю, что это он сгоряча ляпнул, да если и выгонит — хрен с ним! Не достоин, значит, такой чести… Но просто гордость меня заела, не может такого быть, чтобы мы с тобой с этим делом напортачили! — бросил он на меня оценивающий взгляд.

— Артузова подводить нельзя, — согласился я с ним. — Кстати, как Гаврилов себя чувствует? Не узнавал?

— Узнавал, — мрачно сказал Райнер. — Плохо ему, врач говорит — не выкарабкается. А я его за грудки взял и к себе подтянул. Ты, говорю, плохо Гаврилова знаешь! Не из таких передряг выпутывался, и из этой выберется.

Я молчаливо кивнул, вспомнив, что сейчас так же как Гаврилов, за свою жизнь сражается раненый милиционер Кириченко. И пусть я сделал всё, что в моих силах, всё равно в том, что он оказался сейчас на больничной койке, в какой-то степени есть и моя вина.

Уж слишком легкомысленно мы повели себя в тот день, когда отправлялись к скупщику краденного.

— Будешь? — толкнул меня локтем Райнер.

Я посмотрел на него, потом на согнутую ковшиком ладонь, протянутую в мою сторону.

— Семечки, — пояснил Борис. — Угостишься?

Он успокоился, его лицо приобрело теперь сосредоточенно деловой вид. Таким он мне нравился гораздо больше, чем взбудораженным.

— Угощусь, — сказал я.

Глава 20

Чтобы не «засветиться» машину оставили в другом квартале, дальше двинулись пешком.

— Урки наши авто знают как свои пять пальцев, — вздохнул на ходу Райнер.

У него была быстрая походка энергичного человека. Я едва поспевал за его размашистыми шагами. Хотелось пошутить, сказать, чтобы не ступал так широко, а то штаны порвёт, но я быстро подавил в себе это неуместное желание. Сегодня, пожалуй, нам было не до шуток. Да и не факт, что такой повод появится завтра.

— Примелькались… — продолжил он делиться проблемами. — Ты только на один конец улицы въезжаешь, а на другом уже вся местная сволочь в курсе, что чекисты на операцию собрались. Выучили будто азбуку, гады!

Мы подошли к дому, в котором в коммунальной квартире проживала мать Корня. Здание ничем не отличалось от остальных: ремонта не знало ещё со времён царя Гороха, штукатурка на стенах давно уже обсыпалась и потрескалась, половина окон была заколочена досками, но это не значило, что тут не жили — стекло даже в нэпманской Москве штука дорогая, народ извращался как мог.

Райнер было направился к подъезду, но я остановил его, указав на сидевшую напротив парочку: симпатичную девушку лет семнадцати и крепко скроенного паренька в пиджачке с засаленными рукавами. Навскидку кавалер был немногим младше меня.

— Не гони, Боря, успеется. Давай к ребятам подойдём, поспрашиваем, разведаем обстановку, — предложил я.

Борис кивнул, соглашаясь с резонным доводом, и мы двинулись к ребятам. Парочка была так занята обнимашками и поцелуями, что не сразу заметила наше появление. Картина была в высшей степени умилительной.

Невольно вспомнилась моя Настя, весточку от которой я с нетерпением ожидал со дня на день. Отправленная мной телеграмма недвусмысленно говорила, что нужно срочно бросать всё и ехать в белокаменную, где по моей невесте очень-преочень скучают.

Я нарочно кашлянул и только тогда молодые люди отпрянули друг от дружки. Их лица стали пунцовыми от смущения. Выглядело это забавно, и я не сумел сдержать улыбки.

— Простите за беспокойство, — произнёс я. — Вы здесь живёте?