Седьмого августа ожидалось полное солнечное затмение, в тень которого попадала территория от Восточной Германии до Тихого океана, включая всю Россию. Максимальное время полного затмения — почти две минуты — соответствовало широте и долготе станции Клин, недалеко от которой было расположено Боблово. По этому случаю в Клин со своей аппаратурой съехались немецкие, итальянские, английские и, конечно, русские ученые. Более всего наблюдателей интересовала солнечная корона, тот ореол нашего светила, который можно видеть только во время полного затмения и в котором тогдашние физики и астрономы искали разгадку тайны происхождения Вселенной. Воздухоплавательный отдел Русского технического общества совместно с военным ведомством планировал непосредственно перед затмением поднять на воздушном шаре одного или двух исследователей, с тем чтобы они могли достичь верхнего уровня облаков и без помех выполнить там астрономические исследования. Для этой цели выделялся военный аэростат с обслугой. Первым, кому прислали предложение полететь, был Д. И. Менделеев, что выглядело вполне естественно, поскольку он являлся не только самым авторитетным специалистом в области аэродинамики, но и энтузиастом воздухоплавания, инициатором сбора денег для постройки воздушного научного судна. Менделеев немедленно согласился и сразу же внес коррективы в подготовку полета. Надувать шар и взлетать первоначально планировалось из Твери, но Дмитрий Иванович потребовал, чтобы старт был перенесен в Клин, а довольно тяжелый наполнитель шара, светильный газ, был заменен на водород, подъемная сила которого в десять раз больше. Он же, прекрасно зная весь небогатый воздушный парк русской армии, потребовал прислать новый аэростат французской постройки под названием «Русскiй», каковой и был ему беспрекословно предоставлен вместе с обученной командой под руководством молодого лейб-гвардии поручика А. М. Кованько, уже довольно опытного аэронавта. В корзине аэростата должны были разместиться Кованько, Менделеев и руководитель воздухоплавательного отдела Русского технического общества С. К. Джевецкий. Но уже на стадии наполнения снаряда газом (процесс занимал более суток) стало ясно, что в условиях сырости и постоянного дождя аэростат не сможет поднять троих. Тогда Джевецкий, не желая сорвать полет самому Менделееву, принимает решение подниматься в Твери на обычном шаре Русского технического общества.
За два дня до полета Дмитрий Иванович примчался в соседнее с Бобловым Никольское, где в имении графа А. Олсуфьева ожидала затмения экспедиция Российского физико-химического общества во главе с профессором Н. Г. Егоровым, физиком и специалистом по спектроскопии. Погода была ужасная, небо всё время скрывали тучи, из которых то и дело на землю обрушивались потоки воды. Дороги были размыты, Дмитрия Ивановича всего забрызгало грязью, кроме того, он был расстроен тем, что по пути загнал лошадь — выехал на тройке, приехал на паре. Менделеев сообщил о своем решении лететь на аэростате и попросил снабдить его некоторыми инструментами и советами для правильного наблюдения. Коллеги сочли, что ученый подвергает себя большой опасности, и попытались отговорить его. Он отвечал, что боится лишь одного:
Почти всю ночь накануне полета Дмитрий Иванович мастерил угломер собственной конструкции, с помощью которого намеревался измерить солнечную корону, совсем не выспался, но в начале седьмого уже стоял рядом с аэростатом. Вместе с ним к месту старта прибыли друзья Константин Краевич и Илья Репин и сын Володя. Репин сразу же расположился где-то неподалеку со своим мольбертом. Супруге Дмитрий Иванович запретил ехать на станцию, но она его не послушалась и незаметно добралась к месту подготовки воздушного шара, где перенесла жестокие переживания и несколько нервных обмороков. Вокруг толпилась многочисленная публика, среди которой оказалось множество знакомых лиц. Все приветствовали Дмитрия Ивановича и желали ему счастливого пути. Правда, одна дама внесла сумятицу — стала упорнейшим образом настаивать, чтобы ее немедленно включили в состав экипажа, но ее удалось довольно быстро успокоить.