Мемуары ротного придурка

Через неделю я пришел в кассу "Интуриста" гостиницы "Метрополь" получать заказанные железнодорожные билеты: четыре билета мне дали до Вены, а один, собачий, оказался только до Варшавы. Кассирша ничего не могла поделать - мол, заказ так прибыл из центральной кассы, там какая-то ошибка вышла.

- Пустяки, доплатите кондуктору еще тридцать копеек - и дело с концом, - заверила она меня.

Я этой случайности не придал значения, так как мы собаку много раз возили по железной дороге и с билетом, и "зайцем", но недоразумений не бывало. Да и стоил-то собачий билет Москва - Вена всего полтора рубля...

Когда сестра делала собаке последний укол, я заметил, что лицо милой девицы исказила гримаса - будто ей воткнули шприц, а не собаке. На ней, как говорится, лица не стало. Я почувствовал что-то неладное... "Больна она, что ли?" - подумал я и вместо трешки заплатил ей пятерку. В это время народ уже к нам приходил на проводы, надо было с людьми прощаться, и мне уже не до собачьих дел было. Сестра на проводы не осталась и, пожелав нам счастливого пути, ушла.

Очень неприятная для меня неожиданность произошла при посадке в вагон: наш старший проводник "случайно" оказался славным чекистом! Вдобавок он так чем-то смахивал на батальонного опера Забрудного, что у меня аж сердце сжалось от дурного предчувствия. Но этот опер к собачьему билету не придрался, сказав, что, мол, он сам все оформит.

По прибытии в Брест все бросились на вокзале всякие сувенирчики покупать, чтобы последние советские деньги на что-то потратить, я вдруг вспомнил о собачьем билете. Дай, думаю, на всякий случай билет ей куплю до Вены, все равно надо все деньги израсходовать. И на последние копейки приобрел ей в кассе собачий билет.

Когда мы после таможенного досмотра вернулись со всеми вещами в вагон, то опер-проводник, пропустив туда мое семейство и багаж, перед собачьим и моим носами вдруг захлопнул железную дверь, заявив через окошко, что впустит меня только без собаки. Собаку, мол, он не имеет права брать, поскольку у нее билет не в порядке.

Хотя это явилось для меня и моего семейства полной неожиданностью, я не был застигнут врасплох, а предъявил славному чекисту купленный мною билет. Однако тот его не принял, сказав, что этот билет, мол, его не касается, его касается лишь тот, который я ему сдал при посадке в Москве...

Между тем прозвучал второй звонок, поезд вот-вот должен был отправляться, а мы с собакой остались на перроне одни - не считая пограничников, стоявших цепью вдоль поезда с примкнутыми к винтовкам штыками.

В вагоне началась словесная баталия между моими женщинами, требовавшими впустить нас, и опером, которого прикрывал с тыла второй проводник, но наша преданная Рона Каровна могла поддержать своих лишь бешеным лаем.

Я настолько вышел из себя, что первый раз в жизни стал ругаться матом в присутствии семейства. К нам подбежали офицер-пограничник и еще какой-то гражданский.

- Товарищ капитан, прикажите проводнику впустить меня с собакой в вагон! Я отказываюсь ехать без собаки, я буду жаловаться в ООН! - закричал я.

Но капитан, видимо, не имел такой власти над "проводником". Штатский же оказался поляком, начальником этого поезда "Брест - Варшава", к которому теперь был прицеплен наш вагон, следующий до Вены. Я обратился к нему как к представителю иностранного государства, но он сказал, что советские вагоны ему не подчиняются и их экстерриториальность никто не имеет права нарушать...

Тут прозвенел третий звонок.

- Водка будет? Бегите за мной! - сказал поляк.

Я с собакой помчался за ним, и мы буквально на ходу успели вскочить в багажный вагон. Если бы не он, я бы с ней остался в Бресте без всяких документов и без копейки денег - кроме лишь собачьего билета. А семейство мое уехало бы в Вену.

Кстати, жена и дочки поначалу даже не знали, что мы находимся в поезде и едем в багажном вагоне. Они продолжали баталию со славным чекистом, угрожая обратиться к мировому общественному мнению (на что оперу, разумеется, было абсолютно начхать!), пока через польских пограничников не получили мою записку с просьбой передать бутылку коньяка для моего спасителя.

Очередная неприятность произошла по прибытии в Варшаву, где выяснилось, что багажный вагон отцепляется и до Братиславы поезд будет следовать без него. Мы с собакой поспешили к советскому вагону, в котором томилось мое семейство, но опер был начеку и снова успел захлопнуть дверь перед моим носом.

Дело свелось к шумной дискуссии, в ходе которой славный чекист, конечно, обозвал меня "жидовской мордой", я его - "жандармской мордой" и "полицаем", а собака еще похлеще облаяла. У вагона собралась целая толпа, явно мне сочувствовавшая. На шум подошел польский милиционер.

- Ничего ты не добьешься, этот проводник из КГБ, он здесь главнее любого нашего министра! - сказал он мне по-русски, когда я потребовал от польской власти водворить меня с собакой на наши законные места.