Мемуары. Переписка. Эссе

«Поэма многим нравится, но ставит в тупик. Слуцкий сказал, что не понимает, однако собирается читать еще много раз, чтобы понять. Еры я обязательно вставлю, когда будет печататься книга. Поразителен Ваш стиховедческий слух. Конечно, ни о какой звуковой организации поэмы, о ритмике, о рифме я не думал, да и никогда не думаю. С этого начинаются стихи. Этого не думаешь. Собственно, я всегда жду, когда само придет. И только тогда могу писать. Так вот и пришел “Снегопад”, который целый год ощущался смутно. Посылаю его Вам» (07.11.75).

Надо объяснить слова этого письма о ерах. Я посоветовал С. печатать таинственное слово СТРУФИАНЪ с ером, как писали в начале XIX века, к которому приурочено действие поэмы, чтобы еще больше «остраннить» его. Хотя в приведенном письме С. принял мой совет, но впоследствии оставил все как было.

При встрече С. спросил меня, узнал ли я мысли, заключенные в «Благом намеренье» старца Федора Кузьмича. Я не узнал: мне не пришло в голову искать аллюзии на наше время. С. объяснил, что иронически изложил здесь идеи Солженицына о необходимости блюсти самобытность России, оградив ее от европейской ереси и уйдя на северо-восток. С. сообщил мне важную купюру, сделанную цензурой и так и не восстановленную в переизданиях поэмы[412]. После стихов:

Как некогда увел пророк
Народ в предел незаселенный.

следовало —

И, завершив исход синайский,
Во все концы пресечь пути.
А супротив стены китайской —
Превыше оной возвести.
В Руси должна быть только русь.
Татары ж и киргиз-кайсаки
Пусть платят легкие ясаки,
А там, как знают, так и пусть…

(11.10.75)

С поэмой «Юлий Кломпус», как и со всеми другими, начиная со «Струфиана», С. познакомил меня до публикации. В ответ на мой отклик он написал:

«Я рад Вашему отзывe о поэме. Ведь Вы один из «ориентирных» для меня читателей. Напечатать ее в данной ситуации трудно. И ситуации будут меняться не в ее пользу. Слухов же о ней не хочу, потому что не люблю любопытствующих и пересказывающих. Они начнут прежде всего подставлять под персонажей поэмы реальных лиц. А там есть только детали лиц, но не целые лица. У меня в малых поэмах вообще нет реальных лиц. “Достоверный” “Снегопад” не более автобиографичен, чем “Струфиан”» (05.12.78).

Все же когда «Юлий Кломпус» увидел свет, некоторые прототипы крепко обиделись. С. был этим озадачен. Он назвал мне тех, с кого писал «детали лиц», но я не считаю удобным здесь о них говорить. Слуцкий узнал себя в Твердохлебове, но отнюдь не обиделся. О поэме сказал: «Полудраматургия».

«Цыгановы» возникли как лирический цикл из трех стихотворений. Потом С. написал еще два. 11 октября 1975 года он мне сообщил: «Я сидел и переводил испанские романсеро, писал прозу и немного стихов. Неожиданно приписал к циклу “Цыгановы” два больших стихотворения — “Рождение сына” и “Смерть Цыганова”. Получилось нечто вроде небольшой поэмы»[413]. Однако С. еще долго размышлял, поэма ли «Цыгановы» или по-прежнему — цикл стихотворений. Спрашивал мое мнение. Я колебался. Исследователи знают: в XX веке граница между лирическим циклом и поэмой подвижна, трудноуловима. В моем спецсеминаре по истории русской поэзии ХIХ — XХ веков две студентки выполнили работу, которая привела их к мнению, что «Цыгановы» в окончательном виде — поэма со своеобразной фабулой. Меня их доклад убедил. С. был рад, что получил подтверждение своего понимания жанровой природы «Цыгановых».

Студентки, работавшие в моем спецсеминаре, просили выяснить у него два вопроса, на которые я мог ответить только предположительно: откуда взялся эпиграф к стихотворению «Дом-музей» и почему имя Анна проходит через несколько произведений. У меня в дневнике записаны ответы С.:

«Эпиграф к “Дому-музею” сочинил он сам. Сперва хотел поставить “Пантеон”, но тогда строили или собирались строить в Москве пантеон, и он написал “Парфенон”. Напомню здесь этот эпиграф:

Потомков ропот восхищенный,
Блаженной славы Парфенон!
(Из старого поэта)».

Продолжение записи в дневнике. «Передайте студенткам, что “Анна” — это собирательный псевдоним всех моих любимых женщин. — И даже объяснил, почему именно Анна. Впервые Анна появилась в “Пестеле, поэте и Анне” прямо из жизни, а позже отсюда перешла в “Названья зим”, “Волну и камень”, “Ночного гостя”» (30.05.83)[414].

С. исключительно высоко ценил пародии Ю. Левитанского и считал его пародию на себя лучшей среди всех. Кто помнит стихотворение «Названья зим», оценит пародию Ю. Левитанского, состоящую всего из одной строки:

А эту Зину звали Анна.