Слышал, что Наташа болела, что теперь выздоравливает. Как она?
Жизнь такая пошла, что все болеют, кроме негодяев.
У нас вот тоже переболело 100 % семьи, а Галя и Варвара продолжают болеть.
Галя в Москве. Я с мальчиками в Пярну, жизнь неустроенная, работать трудно.
Зимой был я в Таллине и в Тарту на каком-то переводческом шабаше, где мило общался с Чижеговой и Донским[529]. Я был до того мил, что они подарили мне по переводной книжке. Книжки я, не прочитав, куда-то засунул и даже позабыл, о чем они. Пришлось писать любезное письмо, где я хвалю обе книги, не прочтя их. Это и есть объективная критика: текст не давит.
Перевожу латышские дайны[530]. Это очень интересная работа. И очень трудная. Мне начинает казаться, что стоит переводить только народные тексты или очень старинные.
Пишите, милый Толя. Всегда радуюсь Вашим письмам.
Большой привет Наташе. Увидимся, надеюсь, в мае.
№ 18 Д. Cамойлов — А. Гелескулу
10.10.83
Дорогой Толя!
Сто лет ничего от Вас и ничего о Вас.
Рассказал бы о себе, да нечего. В июне прихлопнул меня инфаркт (сообщая об этом друзьям, я упорно искал глагол: хватил, прихватил, вдарил, настиг, постиг). Так или иначе, пролежал я три недели в больнице, а потом меня всё не отпускали из Москвы, опасаясь, что развалюсь по дороге.
С конца августа мы здесь. С нами Варвара, которая не стала (тоже множество глаголов) сдавать экзамены в Тартуский университет, разочаровавшись в филологии. Теперь она метит в сферу торговли, что очень модно. Пока же досаждает всем своим дурным характером.
Я исправно гуляю, глотаю таблетки, измеряю давление. Все это изрядно надоело. И как будто препятствует стихам. Перевожу всякую дрянь и завидую Вам, который занимается переводом как искусством.
Инфаркт в наше время — вроде нашивок за выслугу лет. Он повышает самоуважение. И даже внушает надежду не умереть в скором времени.
Мне строжайше запрещено курить (а я покуриваю) и дозволено употреблять спиртное в небольших количествах. На первых порах запретность доступных благ раздражала более всего.
Очень соскучился по Вас. Часто думаю, что где-то под Москвой есть такой человек — Гелескул, значит, не все еще потеряно на нашей планете.
Напишите, если будет охота, что у Вас, что у Наташи. Чего переводите? Как поживают Ваши звери?
Галя кланяется вам обоим. А я — Наташе.
Обнимаю Вас.
Будьте здоровы.
Любящий Вас
№ 19 Д. Cамойлов — А. Гелескулу
11.02.84
Дорогие Наташа и Толя!
Простите, что не сразу отозвался на Серну[531]. Спасибо, Наташа, за эпиграф. Но он, конечно, не лучшее в книге. При моем минимальном зрении я все же принялся ее читать, и очень мне понравился Серна. Плоховаты только переводы Наташи Трауберг[532], которые вдруг стали колом. Я даже стал их переписывать на полях книги и сделал 14 поправок в 15-ти строчках. Ваши же «Изюминки»[533] очень хороши.
По-прежнему о вас мало знаю, но надеюсь, что с Наташей все в порядке. У нас же сплошные болезни и разные неурядицы.
Недавно был в Москве, но не успел с вами связаться из-за разных закруток и болезни старой моей мамы. В Пярну тоже все оказалось в раздрызге.
Несмотря на все это перевел «Пьяный корабль» Рембо, который обещаются напечатать в «Иностр. лит.»[534].
Тане Ланиной[535] предложил, чтобы дали перевод на рецензию Толе. Но, ввиду срочности, послали его Борису Дубину[536], который оказался либерален. Правда, до этого «Пьяный корабль» прошел строжайшую и придирчивую редактуру Ю. Стефанова[537] и Г. С. Беляевой[538], где было поправок штук тридцать. Я всё покорно принял.
Стихи пишутся редко, потому что я сам себе надоел. Надоели ритмические квадратики, сложность выражения и прочие атрибуты поэзии, которые совсем не нужны. Но попробуйте писать без этого!
Всё же функционирую почти без перерыва, ибо надо писать переводы, рецензии, воспоминания, песни к спектаклям, письма, заявления. Удерживаюсь только от доносов.
В общем, соскучился по вам.
Буду в Москве к 25 марта (у меня вечер в Доме ученых) и до этого пошлю письмо, чтобы договориться о встрече. А вы тоже пишите, не забывайте. И не болейте.
№ 20 Д. Cамойлов — А. Гелескулу
13.07.85
Дорогие НА-ТО![539]
С благодарностью получили вашу новогоднюю инструкцию и частично ее выполнили. Если год удастся только наполовину, и то будем рады.
Из инструкции, однако, ничего не вычитали о вас. Поэтому кратко сообщаю о нас.
Во-первых — зима. У нас морозы для здешних мест сокрушительные. Печки дымят, сырые дрова не хотят гореть. И утром страшно вылезать из-под одеяла.
Во-вторых — ремонт. Никогда ничего не ремонтируйте. Дом без ремонта может стоять лет сто. При ремонте он разваливается. Кроме того, вас ежедневно грабят. И еще бросают ремонт, когда им это удобно. Живем в полном разорении, безденежье и отсутствии перспектив.
В-третьих — Пашка болеет гайморитом чуть не полгода. В школу не ходил, все позабыл, что знал, а он и раньше ничего не знал.